углах купе, грозившее пятифунтовым штрафом всякому, кто будет без дела пользоваться сигнальным шнуром экстренной связи с машинистом.
Пандора тоже почувствовала себя значительно более раскованно и рассказала Ричарду о поездах своего детства, день и ночь стучавших колесами по шпатам «кла-ки-ти, кла-ки-ти». О том, как иногда она подкладывала под эти поезда монетку, потом приносила ее домой, зажимала в руке и, засыпая, могла ощущать в этой расплющенной монете отражение всей могучей тяжести прошедшего по ней состава.
— О Боже! Пандора! Уже три часа. Я должен срочно отвезти вас домой. А у меня назначена встреча с этим ужасным Сингером. Отвратительный старый негодяй, не правда ли?
— Да уж. Его просто не смогли поймать на месте преступления. Они сейчас лягут на дно, а потом опять возьмутся за старое.
Ричард почувствовал, что она уже готова рассказать ему все. Но понимал также, что здесь для такого разговора не место.
— Я отвезу вас домой, а завтра утром заеду опять. И вы меня угостите завтраком. Как вам мое предложение?
Пандора улыбнулась. Она устала. Ей очень захотелось броситься в объятия этого мужчины и рассказать ему всю свою жизнь. Но она понимала, что лучше будет немного подождать. А пока она сможет вернуться домой и дать таблеткам успокоить себя. Тем более что сейчас вокруг нее не слышалось никаких странных звуков, не толпились люди, не окружали плотным кольцом возбужденные голоса, как это бывало раньше. Никто больше не пытался вторгнуться к ней в постель или, хуже того, в ее тело. Теперь она была предоставлена сама себе, и это вносило в душу женщины чувство огромного облегчения.
Глава тридцать четвертая
Пандора никогда не любила вторники. Однако после того, как Маркус скрылся и она надеялась, что навсегда, вторники перестали быть особенно тяжелыми днями. Она с удовольствием уволила всю прислугу, кроме Мариан…
Всю ночь Пандора ворочалась во сне. Ей казалось, что морские волны хватают ее за руки, за ноги, тянут вниз. Вокруг слышались чьи-то голоса…
— С ней все в порядке. — Джанин приподняла голову спящей Пандоры, нежно поцеловала подругу в губы. — Просто она далеко от нас, но сны идут хорошо. Ей так много надо сказать самой себе, и слова эти причиняют ей много боли.
Джанин вышла из пещеры, когда убедилась, что грудь Пандоры при дыхании поднимается и опускается ровно и спокойно. Снаружи дежурил взволнованный Окто.
— У нас есть еще два дня до того момента, когда черепаха споет свою последнюю песнь и уйдет на глубину, а потом и из этих вод на целый год. Но Пандоре этого времени хватит. Так что, Окто, перестань переживать. Джулия останется здесь до вечера, а ночью я ее сменю. Думаю, мне будет нелегко. Мисс Мейзи не прекращала колдовать всю прошлую ночь. К тому же луна уже открылась на три четверти. Надо быть особенно осторожными: если кто-нибудь спрыгнет с утеса над одной из пещер сновидений, нас в два счета выгонят с острова. Именно к этому и стремится старая стерва. — Джанин поцеловала Окто. — Ступай к своей матери, а я вернусь в бар Джулия скоро уже будет здесь.
Джулия действительно уже подходила к пещере. Настроение, однако, у нее было очень плохое: она испытывала ярость. Дело в том, что, несмотря на пережитый испуг от внезапной потери зрения, Леона, оправившись, снова принялась преследовать мужа Джулии. Медленно идя вверх по тропинке по направлению к пещере, Джулия собирала по пути маленьких жучков, которых можно было потом высушить, сложить ожерельем, а затем сжечь, произнося правильные заклинания. «Если же и это не сработает, — думала она, — тогда я поступлю так, как поступила бы любая женщина Малого Яйца. Я сниму свои туфли и обломаю их каблуки об голову этой стервы». Однако настроение ее от этого решения не улучшилось.
В то же время, мягко переступая лапами, к пещере подкрадывался бело-серый кот, который, вопреки природе, имел на передних лапах не по пять, а по четыре пальца. Это был Офри — кот мисс Мейзи, живший у колдуньи с рождения. Некоторые даже утверждали, что мисс Мейзи сама иногда превращалась в Офри и творила свои грязные делишки. Сегодня Офри имел вполне определенное задание. Его не привлекали даже ящерицы, то здесь, то там гревшиеся под солнцем на камнях. Конечно, он все же поглядывал по сторонам на случай, если заметит где-нибудь беспомощного аппетитного птенчика, но главная цель его похода была добраться до пещеры раньше направляющейся туда женщины. Она шла медленно, то и дело наклоняясь к земле за очередным жучком. Офри ухмыльнулся: Джулии это все равно не поможет. Леона достаточно платила мисс Мейзи за то, чтобы та ее защищала.
Холодное отверстие пещеры, возникшее перед котом, заставило Офри замедлить ход, поднять голову и принюхаться. Он увидел женщину, лежавшую на мягком песке. Ему понравились ее густые медно-рыжие волосы, длинные ресницы и алые щеки. Офри вообще любил красивые вещи. Красивой, на его взгляд, была и эта женщина.
Пандора проснулась с неприятным привкусом во рту. Она протянула руку к стакану с водой, стоявшему у кровати. «Ох уж эти таблетки, — пробормотала она про себя. — Надо бы постараться не принимать их в таком количестве». Она опять легла, прислушалась к тишине в доме. Пора было вставать. Обычно в это время она лишь переворачивалась на другой бок, глотала еще несколько таблеток и засыпала до вечера. По ночам она смотрела телевизор или, под настроение, садилась в машину и ехала куда-нибудь в супермаркет, где накупала целые тележки всякой всячины. Супермаркет Альберто, работающий круглосуточно, был ее любимым магазином. Пандора знала даже, например, что Анжела — кассирша этого магазина, была уже на втором месяце беременности и страдала от токсикоза. «Попробуй принимать имбирные таблетки. Они должны здорово помочь», — советовала Пандора девушке. У другого служащего супермаркета — мистера Кошки — страшно болела спина. Ему предстояла операция. «А вам бы следовало попить курс ДМСО», — говорила ему Пандора. Она даже прочла мистеру Кошке целую лекцию по теоретической медицине, сделав особый упор на то, какими препаратами лечат профессиональных спортсменов.
Пандора знала, что ей повезло: хотя ее фотография и публиковалась в газетах наряду с другими участниками скандала, ее хотя бы не вызывали свидетельницей в суд. К тому же, все ее соседи, как один, встали на защиту несчастной, непонятой жены «этого отвратительного психиатра».
Женщина понимала, что, дав интервью, из которого будет ясно, что она, как и все прочие женщины, участвовала в оргиях, наверняка потеряет в глазах соседей с таким трудом заработанный авторитет невинной жертвы обстоятельств. Однако эта роль в любом случае не приносила удовлетворения и не заполняла пустоту, образовавшуюся в душе Пандоры. Ведь даже в самые худшие моменты, когда Маркус издевался над ней, в том числе физически, она, по меньшей мере, чувствовала свою принадлежность к чему-то. Женщина часто задавала себе вопрос: чему или кому все-таки принадлежит. Но так и не нашла ответа. Возможно, Маркусу. А может быть, просто-напросто ее душа так и осталась душой ребенка и была отдана отцу, а тот вернул ее, когда уходил. Матери ее душа вообще была не нужна, поэтому Пандора вверила свою душу Норману. Но и тот отшвырнул это подношение. Потом она отдала ее Маркусу и, похоже, именно поэтому какое-то время с ним оставалась. Сейчас, например, она как бы принадлежала супермаркету Альберто. Когда она входила в этот магазин, глаза работавших там служащих устремлялись на нее, ей улыбались знакомые. В этом магазине она ощущала себя полноценной личностью.
Пандора оплачивала покупки и ехала дальше. Все приобретенное она отвозила в приют Армии Спасения, чьи сотрудники всегда были рады видеть ее.
Потом Пандора обязательно находила какую-нибудь забегаловку на скоростном шоссе, припарковывалась, заказывала двойную водку с тоником и, сидя у огромного, размером с большую картину, окна, наблюдала, как мимо проносились машины, освещавшие фарами ее тонкое бледное лицо. Но даже несколько стаканов водки не заполняли пустоту в ее душе…
Вдруг раздался звонок в дверь. Черт! Проспала. Пандора нажала на кнопку переговорника:
