повествованию, лишь бы ясен был главный вывод. Нелегко было сделать выбор между краткостью и пространностью доклада. Нужно было быть готовым к любому варианту. Офицеру разведки необходимо также уметь отстаивать свои выводы, как бы трудно это ни было.
Дэннинг часто предупреждал своих коллег по оперативно-информационному центру о том, что командиры и штабы, приняв какое-то решение, обычно с большим трудом отказываются от него. Перед разведкой может встать задача убедить командира и его штаб, но при этом не нужно вступать в спор по стратегическим или тактическим вопросам, следует лишь придерживаться имеющейся информации, какой бы она ни была, положительной или отрицательной, по характеру. В случае с конвоем PQ.17, который рассматривался в главе 12, тот факт, что надежный источник не сообщал о каких-либо перемещениях противника, нужно было представить Дадли Паунду более настойчиво.
Дэннинг утверждал, что командир или начальник штаба обязательно выслушает разведчика, если последний завоюет должный авторитет, найдет в себе силы отказаться от «интересных» рассказов, поймет, что обстановка может в любую минуту опровергнуть приготовленный им вывод относительно действий того или иного корабля противника.
Дэннинг вспоминает о том, как в 1941 году он предупредил командующего подводными силами адмирала Макса Хортона, что, по данным оперативно-информационного центра, «Шарнхорст» и «Гнейзенау» намерены прорваться через Ла-Манш и возвратиться в Германию. Он предложил адмиралу выслать подводную лодку «Силайон» к Бресту, чтобы перехватить и атаковать немецкие корабли в этом районе. При этом Дэннинг заверил Хортона, что командир подводной лодки получит точные данные о минных полях противника и проходах в них. «Хорошо, я распоряжусь послать лодку, — сказал тогда Хортон, — но, если что-нибудь случится, пеняйте на себя».
Такой же случай был и у Уинна. Он пишет:
«Нам нужно было завоевать доверие офицеров штабов Флота метрополии, округа западных подходов, портсмутского округа, плимутского округа и берегового командования. Мы скоро поняли, что этого можно добиться представлением фактов, которые говорили сами за себя. Не было необходимости вдаваться в детали и пространные рассуждения. Когда доверие было завоевано, штабы, получив разведывательную информацию, принимали надлежащие меры, не задавая много вопросов».
Всегда приходилось делать скидку на то, что командиры и штабы быстро привыкли к потоку информации. Если сначала они проявляли большое внимание к сообщениям нового источника или к необычным сообщениям вообще, то потом их внимание постепенно ослабевало, сведения начинали казаться им ординарными. Нужно было постоянно поддерживать интерес командиров и штабов к информации, ибо только таким путем можно добиться, чтобы в решительный момент донесение разведки не ускользнуло от внимания тех, кто должен принять оперативное решение. С другой стороны, всякая сенсационность в изложении фактов приводит лишь к неправильной их оценке.
Возможно, следует сказать несколько слов об общечеловеческой слабости, которую люди склонны горячо порицать у других. Эта слабость состоит в том, что люди часто говорят: «Я знаю лучше».
«У меня на этот счет свое мнение и свои данные». Чаще всего это свойственно пожилым людям с большим жизненным опытом, которые обычно любят проводить аналогии с прошлым. Познакомимся с запиской, направленной Черчиллем генералу Исмею в августе 1940 года:
«Я не хочу, чтобы подобные донесения проходили через сито различных разведывательных органов. Поручаю майору Мортону просматривать документы и докладывать мне те из них, которые он считает важными. Майор Мортон должен просматривать все документы и представлять мне отобранные в оригинале».
Очень скоро премьер-министр понял, что он поставил перед собой невыполнимую задачу. Дело не только в том, что документов оказалось очень много, но большинство из них требовали обработки, анализа и сопоставления. Премьер-министр хотел видеть оригинал своими глазами, сам судить о его содержании, и это, конечно, подрывало авторитет разведки и ее веру в свои силы. Премьер-министр, разумеется, имел на это право, но подобный порядок совершенно неприемлем в общей практике работы. Отсюда можно сделать десятый вывод — начальник не всегда знает лучше.
По сути дела, распоряжение премьер-министра привело к тому, что разведывательная информация подбиралась для него человеком, который был готов угодить его вкусам. Этим, видимо, объясняется тот странный вывод, который содержится в книге Черчилля «Вторая мировая война». Черчилль пишет о том, что в Лондоне существовало неверие в то, что немцы нападут на Россию летом 1941 года. По разведывательной информации за минувшую зиму можно было сделать вывод, что немцы сосредоточивают свои силы на востоке в целях, запугивания русских, а не для того, чтобы напасть на них. По словам Черчилля, объединенный разведывательный комитет после долгих колебаний пришел к выводу, что Гитлер намерен вести войну на два фронта, и 5 июня 1941 года впервые доложил об этом комитету начальников штабов. «Комитет начальников штабов, — пишет Черчилль, — еще раньше сделал такой же вывод и высказался еще более определенно». Черчилль приводит сообщение комитета начальников штабов о том, что немцы сосредоточивают крупные силы против России и начнут военные действия, если русские не уступят их требованиям. Далее Черчилль подкрепляет свою мысль воспоминанием о том, как ему попался разведывательный документ, из которого следовало, что Гитлер распорядился сосредоточить максимальное количество танков на русско-польской границе, чтобы в мае напасть на Россию.
Этот разведывательный документ можно было расценивать по-разному. Справедливости ради следует сказать, что если комитет начальников штабов имел доступ к информации, которого был лишен объединенный разведывательный комитет, то в этом прежде всего вина, а не достоинство комитета начальников штабов. Если начальники штабов не считались в таком важном вопросе с объединенным разведывательным комитетом, то следовало или изменить состав этого комитета, или перестроить его работу.
«Я знаю лучше» — этот тезис использовался теми, кто вел переговоры, о которых другие знали лишь по документам. В 1936 году капитан 1 ранга (позднее вице-адмирал) Филлипс принимал участие в выработке текста англо-германского соглашения. Вскоре после этого он сказал, что «конструкция современных немецких крупных надводных кораблей свидетельствует об усилении внимания немцев к Балтике». Даже для того времени это заявление весьма примечательно. Позднее, являясь членом совета адмиралтейства, Филлипс был склонен недооценивать размеры и, следовательно, боевые возможности «Бисмарка» и «Тирпица», поскольку он участвовал в переговорах, в ходе которых для немецких кораблей установили предельное водоизмещение.
Один урок второй мировой войны совершенно очевиден, и он состоит в том, что разведка неделима. Знаменательно, что первый успех политики объединения, достигнутый министерством обороны в 1959–1965 годах, относился к области разведки. Возможно, данная книга поможет понять, почему последний начальник разведывательного управления ВМС адмирал Дэннинг должен был бы стать первым начальником объединенного разведывательного органа.
Однако вывод о том, что разведка неделима, значит больше, чем очевидная истина о невозможности в современной войне строго делить источники информации на сухопутные, военно-воздушные и военно- морские, не говоря уже о дипломатических, экономических, научных и др. Этот вывод связан с необходимостью преодоления взаимной подозрительности и соперничества между видами вооруженных сил. Яркий пример можно привести из взаимоотношений разведывательного управления ВМС и бомбардировочного командования. Неблагоприятные последствия тенденциозности, проявленной в этом случае обеими сторонами, совершенно очевидны.
В марте 1944 года командующий бомбардировочного командования пожаловался начальнику разведывательного управления ВМС контр-адмиралу Рашбруку, что в разведывательной сводке, разосланной адмиралтейством, приведена ошибочная оценка тех последствий, которые оказали бомбардировки на строительство немецких подводных лодок. В этой сводке указывалось, что сокращение количества вводимых в строй немецких подводных лодок нельзя объяснить только результатами бомбардировок. Представлялось вероятным, что немцы сами решили сократить программу строительства
