таком-то направлении в надводном положения со средней скоростью десять узлов, — может быть, немного меньше из-за плохой погоды, — то она должна обнаружить конвой и донести о нем в такое-то время и в таком-то районе. Если она является одной из лодок на рубеже патрулирования, то остальные смогут сосредоточиться приблизительно через пять-шесть часов.
Для полной гарантии Уинн предлагает приказать конвою НХ.42 отвернуть на 90° на восток и пройти новым курсом четыре часа, а затем сделать поворот на 45° в обратном направлении и пройти так еще один час. «Возможно, что это окажется недостаточным, — говорил Уинн, — но поскольку к этому времени к конвою присоединится новая группа кораблей охранения, можно пойти на риск встречи их с лодками противника».
Предложение Уинна обсуждено, и, поскольку решение принято, начинают быстро делать все необходимое, чтобы отправить конвою радиограмму через командующего военно-морским округом западных подходов, предварительно завизировав ее у начальника управления торгового судоходства. Затем начинается знакомое утомительное и напряженное ожидание. Все, что можно было сделать, сделано. Уинн и его сотрудники продолжают выяснять и анализировать движение многих других подводных лодок и конвоев, но одновременно то и дело посматривают на часы, чтобы убедиться, правильным ли было их решение отклонить конвой НХ.42, удалось ли им еще раз перехитрить Деница или в этом районе произойдет еще один ожесточенный бой. Если бой все же произойдет, все будут знать, что, по крайней мере, было сделано все, чтобы избежать тяжелых потерь, атака противника не будет неожиданной, разведка свою миссию выполнила.
Можно представить себе, что необходимое для такой борьбы с тактикой Деница огромное умственное напряжение Уинн и его сотрудники выносили только потому, что борьба, по существу, превращалась для них как бы в игру на шахматной доске. В течение пяти лет участия в этой борьбе Уинну и его основным помощникам приходилось держать под строгим самоконтролем свое воображение, рисовавшее картину тяжелых жертв и ужасных страданий людей, если случалось так, что разведке не удавалось предотвратить несчастье.
Не будь они способны на такой самоконтроль, напряжение оказалось бы слишком большим. Впрочем, однажды имел место случай, когда охватившее их горькое чувство подавить было трудно. Некий капитан 3 ранга Бойл, всеми уважаемый и любимый сотрудник комнаты 8, работавший в ней в течение многих напряженных месяцев, а затем переведенный на флот, командовал силами охранения конвоя из одиннадцати танкеров, шедших из Тринидада. (Жена его работала в то время в комнате 8 секретарем.) Уинн и его сотрудники оказались беспомощными наблюдателями того, как день за днем противник уничтожал из состава этого важного и уязвимого конвоя одно судно за другим, пока в нем не остался всего один танкер. К счастью, сам Бойл остался жив.
Типичным примером умелых и уверенных действий группы Уинна является следующий эпизод. Холл следил за переходом через Бискайский залив ценного, следовавшего самостоятельно торгового судна и хотел убедиться в том, что оно избежит встречи с подводной лодкой, показанной на карте Уинна и, вероятно, шедшей в восточном направлении в подводном положении со скоростью три узла.
Уинн заявил, что если имеется полная уверенность в точности места нахождения судна в данный момент, то, по его мнению, опасности встречи его с лодкой нет. Тогда Холл приказал судну нарушить радиомолчание и сообщить свои координаты. Когда пришел ответ с координатами судна, Уинн доказал, что если оно пойдет прежним курсом, то встречи с подводной лодкой не произойдет, поскольку судно пересечет курс лодки далеко за ее кормой. Десятью днями позднее капитан судна прибыл в адмиралтейство и потребовал приема у помощника начальника морского штаба, отвечающего за конвои. Капитан с возмущением пожаловался на то, что адмиралтейство приказало ему нарушить радиомолчание и сообщить свои координаты, поставив тем самым судно в опасность и нарушив строжайшие приказы о соблюдении радиомолчания. Лишь с большим трудом капитану 3 ранга Холлу удалось убедить капитана в том, что если бы адмиралтейство не уточнило координаты его судна и не приказало ему следовать намеченным курсом, то, вполне возможно, он был бы не в состоянии прибыть в адмиралтейство и заявить свою жалобу.
Авторитет, которым пользовался в адмиралтействе пост слежения за движением подводных лодок, несмотря на то, что главную роль в нем играли переодетые в военную форму гражданские сотрудники, был большим. Поскольку события иногда развивались очень быстро, утверждать что-нибудь с полной уверенностью чаще всего было невозможно. Но, как однажды сказал об этом сам Уинн, сотрудники должны были развивать в себе способность «рабочей выдумки». «То, что в действительности представляло собой всего лишь расчеты и догадки, приходилось принимать за факты и соответственно действовать». Во всем адмиралтействе, пожалуй, не было таких, кто мог бы позволить себе не считаться с выводами, заключениями и предложениями комнаты 8. Работавшие в ней сотрудники не имели возможности консультироваться на более высоком уровне, да они и не нуждались в этом, потому что располагали всей имевшейся информацией.
Начальник поста слежения за подводными лодками с самого начала был огражден начальником разведывательного управления и начальником оперативно-информационного центра от давления вышестоящих начальников, что коренным образом противоречило традиционному порядку в ВМС, в соответствии с которым вышестоящий офицер всегда был прав.
Заместитель Уинна с 1942 года капитан-лейтенант добровольческого резерва ВМС Патрик Бисли припоминает случай, когда комната 8 вышла победителем в конфронтации с вышестоящими офицерами. Размышляя однажды вечером над одной из труднейших проблем относительно конвоя, Уинн и Бисли пришли к заключению, что имеющиеся данные разведки позволяют сделать два вывода, причем ни один из них не был убедительнее другого. Действия в соответствии с одним из этих выводов — назовем эти действия вариантом «А» — причинили бы флоту много хлопот, связанных с изменением курсов, переформированием сил охранения и т. п., в то время как вариант «Б» не требовал ничего подобного. Уинн не без труда убедил Бпсли, что следует избрать вариант «А», несмотря на то, что вышестоящему начальству этот вариант, естественно, не понравится.
Когда для обсуждения решения в пост слежения за подводными лодками спустилось «высокое начальство», Бисли с удивлением услышал, как Уинн начал подробно излагать аргументы в пользу действий по менее беспокойному варианту «Б», то есть те аргументы, которые только что отстаивал Бисли в споре с Уинном. Закончив изложение, Уинн добавил с характерным для него красноречием адвоката, что существует другой взгляд на обстановку и другой вариант действий, о которых он должен беспристрастно доложить, поскольку этого взгляда придерживаются его коллеги, суждение которых он, Уинн, уважает. Однако он, Уинн, понимает, что этот вариант вряд ли приемлем, поскольку потребует затруднительных для штаба изменений плана и диспозиции сил охранения. Умиленное возможностью показать свое безразличие к такого рода аргументам и хоть один раз не согласиться с доводами Уинна, высокое начальство приняло решение действовать по варианту «А», то есть по тому варианту, который предпочитал Уинн.
Один из бывших сотрудников Уинна, офицер добровольческого резерва ВМС, рассказал автору о работе комнаты 8 следующее:
«Старшие офицеры морского штаба иногда менялись. Было очень интересно наблюдать за их первой реакцией при встрече с Уинном и за тем, как с течением времени между ними устанавливалось тесное и дружественное рабочее сотрудничество, несмотря на явное недоверие и скептицизм на первых порах со стороны кадровых офицеров флота, только что переведенных с корабельной службы на береговую. Уинн был всегда корректен со старшими офицерами и относился к ним с уважением. Для привлечения внимания слушателей к своей точке зрения Уинн полностью использовал свое юридическое образование и адвокатское красноречие, часто преподнося какой-нибудь непопулярный взгляд таким путем, что помощник начальника штаба или другой высокопоставленный офицер начинал верить, что это он, а не Уинн проник первым в существо проблемы и нашел правильное решение.
Уинн был в высшей степени индивидуалистом, и хотя наша работа носила групповой характер, он стремился лично познакомиться с мельчайшими фактами и свидетельствами и никогда не полагался на выработанные своими сотрудниками предложения и решения каких-либо частей общей загадки. Я думаю, что это было вполне естественно для него и что по-другому он просто не смог бы работать. Но, откровенно говоря, такой подход был в то же время необходим. Начальник на таком участке не мог позволить себе пренебречь какой бы то ни было информацией; он должен был лично тщательно просматривать, оценивать
