Детектив внимательно посмотрел на меня.
– А вы кто такой? – спросил он.
– Я племянник покойного. Мой отец был его братом.
– Я вас не знаю, – сказал детектив с любопытством. – Я думал, что знаю всех в его семье.
– Я живу в Калифорнии и приехал только на похороны. – Я достал визитную карточку и вручил ему. – А теперь давайте заканчивать с похоронами. Если вы захотите со мной увидеться сегодня вечером, я живу в отеле «Уолдорф Тауэрс».
– Еще один вопрос. Вы что-нибудь знаете о придурке, который выкинул этот номер?
– Ничего.
К нам подошел кардинал. У него было бледное осунувшееся лицо.
– Святотатство, – хрипло сказал он.
– Да, Ваше преосвященство, – согласился я.
– Я очень огорчен, – продолжил кардинал, – ничего подобного здесь никогда не случалось.
– Прошу прощения, Ваше преосвященство, – сказал я, – если причинен ущерб, пожалуйста, пришлите мне счет, и все будет улажено.
– Спасибо, сын мой. – Кардинал внимательно посмотрел на меня. – Мы с вами никогда не встречались? – спросил он.
– Нет, Ваше преосвященство, – ответил я. – Я «блудный сын» из Калифорнии.
– Как я понимаю, вы его племянник, – сказал он.
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Но меня никогда не крестили. Моя мать была еврейкой.
– Но ведь ваш отец был католиком, – не отступал кардинал. – Никогда не поздно вернуться к Богу.
– Спасибо, Ваше преосвященство, но мне не к кому возвращаться, я никогда не был католиком.
Кардинал посмотрел на меня с любопытством.
– Вы иудаист?
– Нет, сэр.
– К какой вере вы принадлежите? – спросил он. Я улыбнулся.
– Я атеист.
Он с грустью покачал головой.
– Мне жаль вас.
Кардинал немного помолчал, потом сделал знак молодому священнику.
– Это отец Брэнниген, он поедет с вами на кладбище.
Две машины с цветами и пять лимузинов следовали за катафалком по Второй авеню, по Мидтаунскому тоннелю на Лонг-Айленд через ворота Фёрст Кэлвари. Полуденное солнце освещало семейный склеп с белыми колоннами. За ними находились железные решетки и двери, украшенные витражами. Над дверями, на белом итальянском мраморе, была высечена фамилия Ди Стефано. Когда кортеж остановился на узкой дороге, двери уже были широко открыты.
Мы вышли из машины, ожидая, пока служители поставят гроб на четырехколесную тележку и подвезут его по дорожке прямо к склепу. Машины с цветами разгрузили и понесли букеты вслед за гробом. Отец Брэнниген повел к гробу тетю Розу и ее семью. Я ехал во второй машине вместе с дядиными телохранителями. Мы шли вслед за тетей и ее родственниками. Из трех остальных машин вылезли Председатель, его телохранители, адвокаты моего дяди и финансисты. За ними шли еще шестеро мужчин – все пожилые итальянцы, возможно, дядины друзья.
Вход в склеп утопал в цветах. Мы вошли в прохладу мавзолея. Гроб все еще стоял на тележке посредине. В противоположном углу находился маленький алтарь, и Христос печально смотрел вниз, на гроб, стоявший у подножия креста, на котором он мучился.
Священник быстро совершил последние обряды над гробом. Его голос звучал глухо, он осенил крестом гроб и отступил. Один из похоронных агентов дал каждому из нас по розе, тетя Роза положила свой цветок на гроб, и мы сделали то же самое.
Тихонько четверо людей подняли гроб и задвинули его в стену. Через минуту двое других закрыли отверстие бронзовой табличкой. В свете, проникавшем через витражи, я увидел выгравированную надпись: Рокко Ди Стефано. Родился в 1908. Умер–
Тетя Роза снова заплакала, и зятья вывели ее наружу. Я оглядел стены склепа. Там были имена других родственников, о которых я ничего не слышал. Но имен моих родителей здесь не было. Они были похоронены на кладбище, общем для всех вероисповеданий, к северу от Нью-Йорка на берегу Гудзона.
Я покинул склеп последним. Минуту я наблюдал, как один из служителей кладбища поворачивал большой медный ключ в дверях склепа. Он посмотрел на меня. Я понял, чего от меня ждут, вынул стодолларовую бумажку и сунул ему в руку. В знак благодарности он приподнял фуражку. Я прошел по дорожке к машинам.
Катафалка и машин для цветов уже не было. Я подошел к тете Розе и поцеловал ее в щеку.
– Я позвоню вам завтра.
Она кивнула, ее глаза были полны слез. На прощание я протянул руку ее зятьям, поцеловал своих кузин и подождал, пока отъедет их машина.
