Гарольд Роббинс
Прощай, Жаннет
Посвящается с любовью ЗЕЛДЕГИТЛИН с благодарностью за веру, любовь и поддержку, которую она в течение многих лет оказывала мне как писателю и человеку
Часть I
ТАНЯ
Мужчина нервничал. Женщина поняла это по тому, как он безостановочно ходил по комнате, время от времени подходя к окну и приподнимая кружевную занавеску, чтобы взглянуть на залитую дождем улицу Женевы.
– Француза все еще нет, – сказал он, обернувшись к ней. По-французски он говорил с сильным баварским акцентом.
Она ответила, не подняв головы от вязания:
– Он придет.
Он подошел к буфету, налил рюмку водки, выпил одним глотком.
– В Париже все было по-другому. Достаточно было свистнуть, и он мчался со всех ног.
– Это было три года назад, – спокойно ответила она. – Немцы тогда ходили в победителях.
– Мы никогда не были победителями, – бросил он. – Мы только воображали, что побеждаем. С той минуты как Америка вступила в войну, мы в глубине души знали, что все кончено. – С первого этажа послышалась слабая трель дверного звонка. – Пришел, – сказал мужчина.
Она спустилась по лестнице в холл. Француз уже вошел, снял пальто и передавал его горничной. Услышав шаги, он обернулся, показав в улыбке мелкие, ровные, белые зубы.
Подойдя, он взял се руку и поднес к губам. Его тоненькие усики защекотали ей пальцы.
– Bonsoir,[1] Анна, – поздоровался он. – Вы, как всегда, прекрасны.
Она улыбнулась в ответ и оказала тоже по-французски:
– А вы, как всегда, галантны, Морис.
Он рассмеялся.
– Как малышка?
– Жаннет уже пять. Она так выросла, что вы ее не узнаете.
– И такая же красивая, как мама.
– Она будет хороша по-своему, – ответила Анна.
– Вот и прекрасно, – сказал Морис. – Раз уж вы мне не достались, подожду ее.
Анна засмеялась.
– Боюсь, ждать придется очень долго. Он как-то странно взглянул на нее.
– Придется перебиваться тем, что попадется.
– Вольфганг ждет в библиотеке, – сказала она. – Я провожу вас.
Он подождал, пока она поднялась на несколько ступенек, и пошел следом. Все время, пока они поднимались по лестнице, он следил за ее чувственным телом под тонким шелком платья.
Мужчины пожали друг другу руки. При этом Вольфганг щелкнул каблуками и наклонил голову, а Морис, как истинный француз, поклонился. Говорили они по-английски, причем каждый считал, что владеет им лучше, чем собеседник. Ни один не хотел дать другому преимущества, позволив говорить на родном языке.
– Как там Париж? – спросил Вольфганг.
– Стал совсем американским, – ответил Морис. – Шоколадки, сигареты, жвачка. Не такой, как раньше.
Вольфганг немного помолчал.
– По крайней мере там нет русских. С Германией покончено.
Морис только сочувственно кивнул.
Анна, до сих пор сидевшая молча, направилась к двери.
– Я принесу кофе.
Они подождали, пока за ней закрылась дверь. Вольфганг направился к буфету.
– Водка? Коньяк?
– Коньяк.
Вольфганг плеснул в бокал Курвуазье и протянул Морису. Потом налил себе водки. Он жестом показал Морису на кресло, а сам сел напротив, по другую сторону низенького кофейного столика.
– Бумаги принесли? – спросил он.
