Жаннет взглянула на Мари-Терезу. У нее-то точно выросла. По меньшей мере на размер. Она смотрела на подружку, чувствуя, что вся горит. Медленно сняла платье.
– Шелк! – изумленно воскликнула Мари-Тереза. – Настоящий шелк! Ах ты, хитрюга, и молчала. А ну, снимай нижнюю юбку, покажи трусики.
Жаннет молча сняла юбку и осталась стоять перед плакатом, не поднимая глаз на подружку. Жар, охвативший ее, достиг уже самых интимных мест.
– И трусики шелковые! – воскликнула Мари-Тереза. – Где ты все это взяла? Такие красивые и сексуальные.
Жаннет упорно смотрела в пол.
– Отчим подарил. Сказал, что ненавидит те вещи из хлопка, что я ношу.
– Да где же он тебя видел?
– Летом, когда очень жарко, я оставляю дверь открытой – для сквозняка. Он видел, когда проходил мимо. Потом как-то вошел ко мне и швырнул на стол коробку с бельем. „Отныне, когда ты здесь, носи это. Твое белье омерзительно». – И вышел.
– Бог мой! – выдохнула Мари-Тереза. – А еще что-нибудь он делал?
Жаннет не сводила глаз с плаката, чувствуя, что вся стала мокрой.
– Потом он иногда заходил ко мне, когда мамы не было дома, садился в кресло и заставлял меня ходить перед ним в этом белье по комнате. Просил, чтобы я все сняла и дала ему. Доставал эту свою штуку и тер ее моими трусиками, а мне приказывал смотреть. Когда кончал, бросал их мне, давал пощечину и говорил: „Неряха! Постирай эти тряпки», и уходил. – Она повернулась к Мари-Терезе. Подружка слушала ее с открытым ртом и округлившимися глазами. Но об одном она умолчала. Не рассказала, какой всепоглощающий оргазм испытывала, когда Морис бил ее по лицу, какой слабой и опустошенной чувствовала себя. Приходилось даже опускаться на пол, потому что ноги не держали.
– И все? – спросила Мари-Тереза. – И больше ничего? Жаннет рассмеялась.
– Зачем ты спрашиваешь? Ты же знаешь, что он самый знаменитый гомик в Париже.
– И все же… – прошептала Мари-Тереза. – Это правда, все эти слухи? Ну, о размерах его штуки?
Жаннет кивнула.
– Ага. Просто огромный.
– Больше, чем у Дональда-задаваки?
Дональд-задавака был мальчишка-англичанин, который учился в Швейцарии, в школе по другую сторону озера. Они встречались с ним на танцах в конце недели. Он вечно вытаскивал девчонок на улицу и показывал им свой член, хвастаясь размерами. Жаннет снова рассмеялась.
– В сравнении с Морисом у него просто игрушечный.
– Господи, спаси и помилуй! – выдохнула Мари-Тереза и засунула руку себе в трусики. – Мне кажется, я сейчас кончу. Давай заберемся в постель и будем любить друг друга.
Они залезли в постель и принялись мастурбировать, пока не довели друг друга до оргазма. Это было у них привычным развлечением. Только на этот раз, под плакатом с изображением усмехающегося Джимми Дина, они испытали куда большее удовольствие.
– Кончай укладываться, – сказала Жаннет в трубку. – Я приду после ужина, сходим в кино.
– Не выйдет, – заявила Мари-Тереза. – В последний вечер перед отъездом в школу я должна быть дома, с родителями.
– Нет – так нет, – согласилась Жаннет. – Тогда встретимся в семь тридцать завтра, в поезде.
Положив трубку, она обернулась и увидела, что в открытых дверях стоит Морис. Она взглянула на часы. Только пять. Что-то он сегодня рано. Обычно раньше семи не появляется.
– С кем это ты разговаривала? – подозрительно спросил он, входя в комнату.
Она опустила глаза.
– С Мари-Терезой.
– О чем можно так долго разговаривать с такой дурочкой? – осведомился отчим.
Она промолчала, упорно не поднимая глаз.
– Где твоя мать? – спросил он.
– Не знаю, – ответила девочка.
– Она что, еще не приходила домой? Жаннет пожала плечами.
– Почему ты на меня не смотришь? – резко спросил он.
Она подняла глаза, чувствуя, что начинает краснеть.
– Она звонила?
– Я с ней не говорила.
Его губы сжались в тонкую злую линию.
– Эта потаскушка опять трахается с кем-нибудь из своих альфонсов, – рявкнул он. – Вечно ее нет, когда приходится решать что-нибудь важное.
