– Мсье, мсье, – запротестовал он. – Терпение. Здесь ведь больные. – Он взглянул за их спины. – Где она?
– Она? – переспросил Морис. – Кто?
– Пациентка, – ответил консьерж. – Тут родильный дом. Только мужья рожениц так трезвонят ночью.
– Моя жена уже здесь – сказал Морис. – Я хочу ее видеть.
Консьерж попытался закрыть дверь.
– Невозможно, мсье. Посещения заканчиваются в десять. Приходите утром.
Морис придержал дверь.
– Я хочу видеть ее сейчас. Я настаиваю. Я маркиз де ла Бовиль.
– Да будь вы хоть Шарль де Голль, – рассердился консьерж. – Приходите утром.
В руке Мориса появилась банкнота.
– Я прошу вас только позвать старшую сестру, – сказал он уже спокойнее. – Я был бы вам очень признателен.
Банкнота исчезла в кармане консьержа так же быстро, как и появилась.
– Если мсье соблаговолит подождать… Я вернусь через секунду.
Дверь захлопнулась, оставив Мориса и Джерри стоять на крыльце.
– Может, и в самом деле лучше прийти утром? – спросил Джерри.
– Нет. Мы увидим ее сегодня, – упрямо сказал Морис. Дверь снова открылась. На этот раз рядом с консьержем стояла седая сестра в накрахмаленном халате.
– Простите, мсье, – принялась объяснять она, – но по правилам…
Морис не дал ей договорить.
– Я знаю правила, сестра. Но пожалейте беднягу, который только что приехал в Париж и мечтает хоть одним глазком взглянуть на жену и ребенка.
Вторая банкнота исчезла в кармане накрахмаленного халата.
– Ну что же, мсье, – сказала женщина, впуская их в холл. – Но, пожалуйста, очень тихо.
Они пошли за ней по коридору, пахнувшему лекарствами, и остановились у дверей. Она повернулась и взглянула на них.
– У госпожи маркизы были очень трудные роды. Мы дали ей большую дозу снотворного, и она спит. Вы мажете заглянуть в дверь, но, пожалуйста, не входите.
Морис кивнул. Сестра открыла дверь. В комнате была полутемно. Он заглянул. Таня лежала на кровати с закрытыми глазами. Даже при таком слабом освещении он заметил, как она осунулась и побледнела. Он сделал шаг назад и повернулся к сестре.
– А ребенок? – прошептал он. Сестра осторожно прикрыла дверь.
– Следуйте за мной, мсье.
Они прошли весь коридор, свернули направо и остановились перед большим окном с двойной рамой. Через окно были видны семь или восемь колыбелей на колесиках. В каждой лежал младенец.
Морис посмотрел на сестру.
– Который из них мой?
– Одну минуту, – сказала сестра. – Я войду в комнату и приподниму ребенка, чтобы вы смогли ее разглядеть.
– Ее? – в голосе Мориса звучало неподдельное изумление. – Вы хотите сказать, что это девочка?
Сестра улыбнулась.
– Да, мсье, прелестная маленькая девочка. Золотые локоны цвета солнца и голубые глаза, которые блестят, как аквамарины, и останутся голубыми на всю жизнь. Одну минуту, сейчас сами убедитесь.
Сестра вошла в детскую. Но когда она подошла к окну с ребенком на руках, их уже не было.
Морис, как сумасшедший, гнал по пустынным улицам.
– Вот сука! – ругался он. – Надо же, какая сука! Даже здесь не могла не напортачить.
– Наплюй, – посоветовал Джерри. – А то убьешь нас обоих.
– Уж сына-то она могла мне родить, – все еще злился Морис. – Чтобы сохранить имя. Так нет, еще одна гребаная потаскуха. К тому же блондинка с голубыми глазами. За семь столетий существования нашего рода в нем не было блондинов или блондинок с голубыми глазами!
– Ну какая тебе разница? – спросил Джерри. – Все и так знают, что это не твой ребенок.
– Тем хуже, – ответил Морис. – Всем прекрасно известно, что я не развелся с ней только в надежде на сына.
Он промчался по небольшому мосту через Сену и по узеньким улочкам подъехал к своему дому. Вылез из машины и со злостью захлопнул дверцу.