Граф сильнее нажал мне на спину:
— Мне бы хотелось показать вам наш бар для почетных гостей, дорогая. — Граф улыбнулся. — Лифт позволяет нашим избранным клиентам избежать толпы. Так легче скрыться от посторонних глаз.
Граф встал ко мне лицом, и, когда дверь закрылась, отгородив нас от шума фойе, глаза его остались бесстрастными. Внутри лифт был отделан темным металлом, покрытым узором из мелких трещинок, словно старое потускневшее зеркало. Множество отражений глядело на нас в жутковатом молчании. Потом я поняла, что странного в этом молчании: Граф не дышал, сердце у него не билось. Как будто его и вовсе не было. А у меня сердце заколотилось быстрее. Он что, проголодался? Я глянула в распахнутый ворот его рубашки, но увидела там только бледную кожу и дымку светлых волос, которые все равно были темнее кожи.
Словно уловив мои мысли, Граф улыбнулся с прежней веселостью, впервые показав мне клык:
— Дорогая Женевьева, наконец-то мы одни.
Он достал ключик, вставил его в скважину в стенке лифта и повернул. Лифт остановился, электричество погасло, остался лишь неяркий свет аварийной лампочки.
— Ну вот, теперь нам никто не помешает.
Я стиснула в пальцах серебряное приглашение и похлопала им по подбородку, сосредоточившись на легком жжении.
— У вас есть на то особые причины? — Сердце у меня скакало перепуганным кроликом, но голос остался спокойным, и на том спасибо. — Или это глупый вопрос?
— Прошу вас, не тревожьтесь. Все это, — он успокаивающе поднял руки ладонями вверх, — лишь для того, чтобы наша беседа осталась между нами.
Прищурясь, я повертела в голове его слова и усилием воли заставила сердце утихомириться, или по крайней мере честно постаралась. Проклятый джи-зав.
— Вы не хотите, чтобы кто-нибудь узнал, что вы интересуетесь погибшей девушкой, да?
Глаза его вспыхнули одобрением.
— Вот именно, хотя интересует меня не девушка как таковая, а то, как она погибла.
«В очередь, в очередь!» — едва не выпалила я.
— Как я уже упоминал, я делаю ставку на честность. — Граф посмотрел на меня в упор. — Смерть девушки наступила из-за колдовства, из-за каких-то чар. Этот инцидент — беззастенчивая попытка очернить нас в глазах общественности.
— Судя по толпам желающих попасть в ваше заведение, попытка не удалась.
— Одну смерть могут счесть трагической случайностью, как у нас говорят — «внутренним делом». — Он развел руками. — Но у меня есть все основания полагать, что будут и другие.
— А при чем здесь я?
— Чуть позже у вас назначена встреча с мистером Хинкли в полицейском участке. Если все сложится благополучно, вам разрешат взглянуть на тело. Мне бы хотелось, чтобы вы выявили, какое использовалось заклятие, и по возможности сняли его. И я буду признателен, если вы сообщите мне о результатах. — Он поправил манжеты. — А пока мне бы также хотелось, чтобы вы проделали некоторые разыскания в клубе, опираясь на свой опыт в области магии, и выяснили, нет ли еще чего-нибудь, что пролило бы свет на эти события.
Я не стала говорить ему, что я не сыщик. Все равно никто мне не верит.
— Это вы меня так нанимаете?
Граф кивнул:
— Я бы предпочел, разумеется, официально обратиться к вам через «Античар», но, если учесть некоторое недоверие, возникшее между вампирами и ведьмами, это был бы не самый целесообразный путь. Разумеется, я поделился своими опасениями с инспектором Крейн. — Он смахнул с рукава пылинку. — Однако, к сожалению, наша славная мисс Крейн молода и неопытна и, вероятно, более заинтересована в том, чтобы избежать потенциально болезненного стечения обстоятельств, нежели в том, чтобы обнаружить истину.
Кто бы говорил насчет болезненности!
— А кто этот прибабахнутый французик, которого вы притащили с собой вчера?
— Виноват, ошибся в расчетах. — Он снова поправил манжеты, затем повернул сердцевидную запонку нужной стороной кверху. — Вестман — прекрасный адвокат, однако, поскольку они с Луи влюблены друг в друга, он, к несчастью, не всегда может сосредоточиться на деле. Что касается нашего заморского друга, я не меньше других удивлен его интересом к инспектору Крейн. — Он сокрушенно улыбнулся. — От души надеюсь, что это не настроит вас против меня.
Я переступила с ноги на ногу — мышцы уже начали ныть. Шестидюймовые шпильки не предназначены для того, чтобы на них подолгу стояли.
— Вы ведь знаете, что полиция не нашла в теле девушки никаких следов магии?
— Инспектор Крейн была так любезна, что сообщила мне об этом. И ведь она не просто полицейский офицер, но и ведьма.
Да-да, к вопросу о доверии и недоверии.
— Даже если я обнаружу чары, — сказала я, — мне вряд ли удастся разобраться, кто их наложил; объясните, пожалуйста, что вы намерены предпринять, чтобы подобное не повторилось?
— Дорогая, главное — найти чары. А последствиями мы займемся потом.
Я пристально посмотрела на него и прищурилась:
— Вы знали Мелиссу?
— Она здесь работала. — Вид у него снова стал бесстрастный. — Я не сомневаюсь, что нам с ней случалось беседовать.
— Вы знали, что она фея?
— Как я уже сказал, нам с ней случалось беседовать, но знакомы мы не были.
— Вы ее убили?
— Насколько мне известно, нет.
Я оторопела:
— Или убили, или нет!
— К несчастью, всегда остается вероятность, что мое случайное слово или невольный жест в неудачное время могли поспособствовать ее гибели. — Он еле заметно пожал плечами. — Я всегда считал, что правду говорить легко и приятно.
Мне стало интересно, насколько он честен на самом деле, — нет, конечно, он не говорил неправды, такие старые вампиры, как он, не лгут. Они очень серьезно относятся к понятию «слово чести». Но даже я могла при необходимости поколдовать над словами так, чтобы они приняли нужные очертания, а у Графа передо мной было добрых восемьсот лет форы. Поэтому я засомневалась, чтобы его честность была такой уж «правдой, только правдой, и ничем, кроме правды».
К тому же мой проклятый локатор верещал, словно вампиришка последнего разбора, обуянный жаждой крови.
Я поджала губы:
— Можете ли вы сообщить мне еще что-нибудь полезное?
Он покачал головой:
— Полагаю, нет.
Я подалась вперед и уставилась ему прямо в глаза. На шестидюймовых шпильках я была с ним почти одного роста.
— Даже не скажете, какого вампира вы подозреваете?
Он улыбнулся:
— Дорогая, я не говорил, что кого-то подозреваю.
— Вам незачем было говорить. — Я оперлась о стену, обхватив себя руками. — Ни для кого не секрет,