Финн посерьезнел:
— А один вопросик можно?
— Ну?.. — нетерпеливо спросила я.
Он наклонился и прошептал мне в ухо:
— А ты когда-нибудь ворожила в полнолуние и плясала при свете звезд?
У меня перехватило дыхание. Вот паршивец, он слишком близко. Все мое тело откликнулось, меня обдало жаром, я едва ли не чувствовала на языке вкус черники.
Финн отодвинулся ровно настолько, чтобы видеть мое лицо. Мшисто-зеленые глаза воззрились на меня с непередаваемым мужским превосходством.
— Джен, одну-единственную ночь, а?
Я прикусила губу с такой силой, что рот наполнился медным привкусом крови.
— Не дразни меня, Финн.
— Буду. Не отстану. — И он заправил выбившуюся прядь волос мне за ушко.
Я заставила себя отодвинуться и рассмеялась, чтобы отогнать слишком серьезное настроение.
— Знаешь, что говорится насчет желаний?
— Погоди-ка, погоди... — Он коварно усмехнулся и поднял палец: мол, дай сказать. — Вспомнил: стоит желанию исполниться — и уже слишком поздно.
Я кивнула:
— Вот и не забывай об этом.
— А я не загадывал желание, Джен. — Он погрозил мне пальцем. — Я дал тебе слово. — Палец крутанулся в воздухе, словно удочка, на которую фавн вытягивал меня. — Желание то ли исполнится, то ли нет.
Я ощутила, как в груди что-то дернулось, будто меня и впрямь поймали на крючок.
— Слово — совсем другое дело. — Не сводя с меня глаз, Финн поцеловал собственную ладонь. — Когда его даешь, то даешь наверняка. — Он послал мне воздушный поцелуй.
«Вот ведь поганец, — подумала я, — пропади он пропадом». А вслух сказала:
— Не зарекайся.
Финн улыбнулся, но глаза его остались серьезными.
— Поздно.
За спиной, а точнее, за затылком у меня что-то хлопнуло и кто-то раздраженно заперхал.
— Слушьте, коли покончили любезничать, может, и я словечко вставлю?
Домовая сидела на кофеварке, как нарядная кукла. Из-под цветастого платья торчали кожаные башмаки. Лицо цвета песчаника, каштановые волосы торчат сердитыми пучками, а карие глазища сердито буравят нас.
Рассудочная часть моего «я» была весьма признательна ей за вмешательство.
— По-моему, она с тобой хочет потолковать, — пробормотал Финн. — Если что, я на кухне. — Он кивнул домовой и ретировался быстрее тролля, столкнувшегося с разъяренным котом.
Круглая физиономия домовой неодобрительно скривилась, отчего носик-пуговка почти пропал в многочисленных морщинах.
— И пущай к моему дитятку не суется, а то не только клятого носка недосчитается. — Она спрыгнула с автомата на стойку — взъерошенная и боевитая нянюшка двух футов ростом. — А ты, серденько, товось, гляди оберегайся, сторожко с ним, это тебе его выбирать положено да обхаживать, а не насупротив!
Я вполне понимала ее шотландский выговор: серденько — сердечко, сторожко — осторожно... Недаром в детстве, когда мне было лет девять, я год прожила в тех краях. Ну, если ее «дитятко» женского пола, вышло из детского возраста и привлекательно, то вот оно, Финн уже нашел что искал. А что касается обхаживания, то есть ухаживания, то Финну от меня никаких поощрений и не требуется.
Тут-то мои подозрения оформились и выстроились в четкую схему. Я пытливо заглянула в морщинистое личико:
— Ты ведь это нарочно устроила? А могла бы просто позвонить!
Домовая уперла руки в бока:
— Не верю я энтим механизьмам. Ан по-моему вышло, ты, сударыня, как есть туточки. — И она торжествующе улыбнулась.
Не поспоришь.
— Так в чем дело?
Домовая соскочила с прилавка, платьице ее раздулось, как парашют. Благополучно приземлившись на черно-белые плитки, она протянула мне сморщенную лапку:
— Агата Браун, сударыня.
Я пожала эту лапку, и меня обволокло знакомым уютом и покоем, будто я холодной зимней ночью свернулась клубочком под теплым одеялом. Я присела на корточки и спросила:
— Мы знакомы?
Розовый бутончик губ разомкнулся в задумчивом вздохе.
— Коли домовой до кого коснется, то как печать останется. Вдругорядь тот в беду попадет, ан другой домовой почует и на подмогу подоспеет. — Она покачала головой. — А если б не я, так кто из моих сестриц подсобил бы, верно говорю.
Она погладила меня по щеке, и я тотчас все вспомнила. Мне шесть лет, и надо мной стоит последняя из моих нянь, вся багровая, и едва не плюется от гнева.
Да, мы тогда переехали в старинную усадьбу, а в ней был настоящий ледник — запасы хранить: дыра в каменном полу, а сверху тяжеленная дубовая крышка. В леднике оказалось темно и холодно. Когда я перестала визжать и начала слушать, то различила какие-то шорохи и царапанье. Я надеялась, что меня освободят — папа или кто-нибудь из его клана, но днем они все спали как мертвые. А потом моей руки коснулась сухонькая маленькая ручка, и мне полегчало. С тех пор я никогда не боялась темноты.
Агата покачала головой. В глазах ее отразились сочувствие и гнев — она прочла мои воспоминания. Я быстро поднялась на ноги, прерывая связь.
Эта нянька повадилась запирать меня в подполе чуть ли не ежедневно, но тамошняя домовая всегда оказывалась рядом и утешала меня своим присутствием. Конечно однажды нянька не рассчитала и продержала меня в подполе до темноты. И меня нашел отец, и той же ночью мы опять переехали. Мы только и делали, что переезжали.
Гораздо позже я поняла, что няньку он наверняка убил.
Впрочем, когда дело касалось сохранности его тайн, он всегда вел себя как очень практичная сволочь.
Я ответила Агате улыбкой: мол, понимаю, ты прочитала мои мысли и я вашим кое-что должна. А вслух спросила:
— Так зачем же я здесь понадобилась?
Старушка встревоженно наморщила лобик:
— Дак ведь, серденько мое, уж так ей худо, уж так несмогает...
В кухне что-то с грохотом разбилось, прервав Агату Браун на полуслове, и она метнулась на шум, а я за ней. В кухне мы обнаружили Финна и управляющего, в молчании уставившихся на груду осколков — все, что осталось от стопки тарелок.
Тьфу, пропасть! Похоже, Финн все-таки попытался взломать чары, вместо того чтобы постепенно их расколдовать. И вот результат.
— Мистер Андрос, нанимая сотрудников вашей фирмы, я рассчитывал не на это. — Управляющий ткнул в осколки носком начищенного ботинка. — А рассчитывал я на то, что вы четко, быстро и организованно наведете порядок. Ваша фирма гарантирует именно такие услуги. — Он демонстративно глянул на часы. — Меньше чем через час появятся посетители.
Финн злобно покосился на Агату, та фыркнула и направилась к приоткрытой двери, ведущей из кухни куда-то еще.
Я предоставила Финну извиняться самому. Какие бы чары ни опутали ресторан, их не удастся снять, пока Агата не добьется своего.
Выяснилось, что дверь вела в тесную комнатку для персонала: тут помещался стол, два потрепанных
