Утром Сара по-прежнему чувствовала смущение. Сидя за столом напротив Кемпбелла, она разрывалась между желанием встретиться с ним взглядом и таким же сильным желанием избежать этого.
К счастью, он снова вел себя с ней точно так же, как со всеми остальными. Он придерживался этой линии поведения и за ужином в тот день, и на утро следующего дня. Вежливый, ничего не значащий разговор, такой же взгляд.
Во второй половине дня он, как и обещал, занес к ней в контору толченую слюду. В комнате был Патрик. Ноа зашел туда и положил на стол перед Сарой небольшой пакет.
— Ваша слюда, — произнес он немного торжественно.
— Благодарю.
К удивлению Сары, это простое слово она проговорила со стесненным сердцем. Взглянув на Патрика, который находился совсем близко от них, она добавила:
— Я уже сделала что-то вроде крыльев. Хотите взглянуть?
— Конечно. Почему нет?
Она повела его в другой конец комнаты, где три разного вида бумажных креста просыхали от клея, разложенные на бочках с краской. Спиной к Патрику, они склонились над ними.
— Вот это мне нравится больше, — указал Ноа на одно из крыльев. — Если бы они требовались настоящему ангелу, ручаюсь, он бы выбрал именно такие.
— А представляете, как они будут выглядеть, посыпанные слюдой? Спасибо еще раз, что исполнили свое обещание.
— Никакого труда… Вы сами будете все их делать?
— Нет. Эмма Докинс выразила желание помочь. Я сделаю только образцы…
Разговор иссяк. Наступила пауза. Сара не поднимала головы. Ноа чувствовал: что-то происходит у нее в душе, она далеко сейчас от того состояния, в котором оба они пребывали в этой же комнате два дня назад.
— Ноа, — еле слышно произнесла она, теребя веревку на пакете со слюдой.
— Да?
— Я думала…
— О чем?
— О вас… и об Адди.
Она взглянула прямо ему в лицо. На ней были очки, в них она выглядела сейчас особенно беспомощной и ранимой.
— …Во всем этом нет смысла, — снова заговорила она. — Вы… и я… Нет… — Она безнадежно махнула руной и снова перевела взгляд на пакет. — Это безвыходно…
— Сара, я не… — начал Ноа. Позади них раздался голос Патрика.
— Сара, на этом объявлении Тейтема… будем печатать лошадь и сани?
— Да, — ответила она, повышая голос. — Было бы хорошо. — И потом, тише, добавила: — Я должна заняться делом. Спасибо еще раз, шериф…
Несколько мгновений он угрюмо смотрел на нее… Значит, опять он только «шериф»… Ну что ж…
— Ладно, Сара, — сказал он после паузы. — Пусть будет так, как вы хотите…
Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он прикоснулся двумя пальцами к полям шляпы и вышел.
До самого Рождества он, как бы выполняя ее волю, старался почти не общаться с ней, что создавало неловкость в первую очередь, когда они встречались за столом, которую, впрочем, никто, кроме Сары, видимо, не замечал. Из-за стола они выходили в разное время, чтобы вместе не подниматься по лестнице в свои комнаты.
Как-то рано утром, когда снаружи еще было темно, Сара, покинув теплую постель и отворив дверь комнаты, почти столкнулась с Ноа, направлявшимся, по-видимому, туда же, куда собиралась она. Оба застыли на месте: еще не вполне проснувшиеся, непричесанные. У него из-под полушубка выглядывал ворот рубахи, она — в накинутом на халат пальто.
— Доброе утро, — пробормотал он наконец.
— Доброе утро.
Никто из них не двинулся первым, не улыбнулся.
После длительного неловкого молчания он предложил:
— Идите вы… Я подожду.
Он повернулся и быстро прошел и себе в комнату.
В канун сочельника, во второй половине дня, пошел снег. Сара сходила в городскую баню, потом щедро полила себя розовой туалетной водой, надела лучший костюм с жакетом «полонез». Дома сделала прическу, подложила дополнительный валик под волосы на затылке, тщательно разделила пробор, оставив часть волос небрежно виться, и как последний штрих — приколола медальон у горла белоснежной блузки с высоким воротником.
Она помедлила у небольшого зеркала, подняв кисть руки к кончику длинноватого носа, и в это же мгновение подумала вдруг о Ноа Кемпбелле, который через две двери от нее тоже, наверное, переодевается сейчас, готовясь к Рождеству.
«Мне все же не хватает его…»
Она взяла со стола приготовленный для Адди подарок — украшение в виде букета засушенных цветов, уложенное в пакет и перевязанное серой ленточкой. С грустью смотрела она на вещицу у себя в руке, думая о предстоящей встрече с сестрой все в том же доме Розы…
Сестра… Сколько еще таких же было там у Ноа Кемпбелла?.. Не только там…
Она вздохнула, посмотрела в окно, где густо валил снег и небо было того же цвета, что и лента, украшавшая пакет с подарком.
Последнее время она все чаще думала о них одновременно — о Ноа и об Адди, — и эти мысли бередили ее, как старая рана… Когда он виделся с Адди в последний раз? Продолжает ли ходить в этот дом? Целовал ли он ее сестру тогда же, когда целовал ее, Сару?..
В унынии она застегнула пальто, вышла из дома.
Все ущелье надело опушенную мехом горностая мантию. Рудокопы уже начинали спускаться с холмов, заполнять улицы, собираться в салунах, оставляя возле них своих мулов, привязанных к перилам веранд. Многие из мужчин здоровались с Сарой, окликая ее по имени.
В холле у Розы никого не было. Сара сразу поднялась наверх, постучала к сестре и вошла. Адди встала ей навстречу с кошкой в руках. Сердце у Сары защемило, когда она подумала, что, скорее всего, только в обществе этого животного предстоит Адди встретить сочельник.
— Счастливого Рождества, Адди, — проговорила она. — Могу я зайти на минуту?
Та отступила от двери, ничего не говоря.
— Я принесла тебе… вот.
Адди взглянула на перевязанный лентой пакет.
— У меня нет ничего для тебя, — сказала она.
— Мне ничего не надо… Возьми, пожалуйста.
Адди отпустила кошку, развернула подарок. Лицо у нее было печальное, измученное.
— Ты не хочешь оставить меня в покое? — спросила она.
— Наступает Рождество. Я хотела тебе подарить что-нибудь.
Адди молча смотрела на засушенные цветы.
— Ты, наверное, знаешь, — снова заговорила Сара, — о рождественском представлении, которое устраивается сегодня в театре Ленгриша. Между прочим, я управляю детским хором, если помнишь. Приходи туда, я тебя очень прошу.
— О чем ты говоришь?! Я не могу.
