они сделают это.
— Но они же спят!
— Наивность! Наивность! Они сидят за столом и потягивают сливовицу, ожидая хороших вестей о моей смерти. Ключи!
Сессиль одарила его скептическим взглядом, в котором сочетались раздражение и неподдельный интерес, поискала в сумочке и вынула ключи. Боуман взял их и пошел. Она последовала за ним, он отрицательно покачал головой.
— В следующий раз, — сказал он.
— Я понимаю. — Она скорчила гримаску. — И я не думаю, что мы поладим друг с другом.
— Но для нас лучше ладить, — ответил Боуман. — Это в общих интересах. И было бы прекрасно, чтобы ты осталась жива и невредима. Стой здесь!
Через две минуты, скрываясь глубоко в тени, Боуман стоял у входа в передний дворик. В трех кибитках, которые он изучал ранее, все еще горел свет, однако только в одной из них, а именно Кзерды, были заметны признаки жизни. Его не удивило, что он абсолютно точно определил, чем занимались Кзерда и его присные все это время; увы, он не имел возможности узнать, какое вино они пьют в таких больших количествах, сливовицу или нет? Но определенно это было спиртное.
Два человека, сидящие на ступеньках рядом с Кзердой, были очень похожи на него: смуглые, худощавые, мощного телосложения, безусловно уроженцы Центральной Европы и, так же как и он, неприятной наружности. Боуман никогда не видел их раньше, и его не очень заботило, увидит ли он их когда–нибудь еще. Из отрывочного разговора он узнал, что их зовут Мака и Мазэн, но, как бы их ни звали, было ясно, что они отнюдь не ангелы.
Между цыганами и Боуманом стоял джип Кзерды, обращенный в сторону входа в передний дворик, — единственный автомобиль, расположенный таким образом: ясно, что в случае необходимости он сразу же первым сможет выехать, и Боуман посчитал разумным и необходимым принять кое–какие предупредительные меры. Низко пригибаясь к земле, он осторожно и бесшумно пересек передний дворик, стараясь все время находиться на одной линии с джипом и кибиткой Кзерды. Приблизившись к автомобилю, он осторожно подошел к ближайшему переднему колесу, открутил колпачок вентиля шины и спустил ее, заглушая свист выходящего воздуха скомканным носовым платком. Вскоре обод колеса уперся в землю. Боуман очень надеялся, что ночью Кзерда и его друзья не обратят внимания на тот факт, что одно переднее крыло на три дюйма ниже другого. Кзерда и его друзья, к счастью, были заняты другими проблемами.
— Что–то случилось, — уверенно сказал Кзерда. — Определенно что–то не так. Вы же знаете, я всегда чувствую это.
— Ференц, Коскис и Говал могут постоять за себя. «Это говорит человек по имени Мака, — подумал Боуман. — И говорит очень уверенно».
— Если Боуман ускользнул от них, то он может бежать очень долго.
— Нет. — Кзерда был уже на ногах. Боуман быстро взглянул на переднее колесо джипа. — Что–то очень долго, слишком долго. Пошли, мы должны поискать их.
Два других цыгана неохотно поднялись, но остались на своих местах и так же, как и Кзерда, насторожились и медленно повернули головы. Боуман одновременно с ними услышал со стороны патио звук шагов бегущего человека.
Ференц появился на верху лестницы, спустился, перепрыгивая через три ступеньки, пробежал через передний дворик, направляясь к кибитке отца. Это был спотыкающийся бег смертельно уставшего человека. И по дыханию, и по лицу, которое заливал пот, и по тому, что Ференц даже не пытался спрятать пистолет, было ясно, что он пребывает в состоянии сильнейшего возбуждения.
— Они мертвы, отец! — прохрипел Ференц, задыхаясь. — Коскис и Говал. Они мертвы.
— Боже, что ты говоришь?! — воскликнул Кзерда сердито.
— Мертвы! Мертвы, говорю я тебе. Я нашел Коскиса со сломанной шеей и думаю, что все его кости переломаны. И один только Бог знает, где Говал.
Кзерда схватил сына за лацканы куртки и яростно потряс.
— Говори толком: убиты? — Он почти кричал.
— Это Боуман. Он убил их.
— Он убил, он убил, а сам Боуман?
— Он скрылся.
— Скрылся? Скрылся? Ты, недоумок, если этот человек скроется, Гэюз Стром убьет нас всех. Быстро в комнату Боумана.
— И его женщина. — Ференц немного пришел в себя. — И его женщина.
— Женщина? — спросил Кзерда. — Брюнетка? Ференц злобно кивнул:
— Она спрятала его.
— И в комнату женщины, — согласился Кзерда раздраженно. — Быстрее.
Четверо мужчин побежали к лестнице, ведущей в патио. Боуман перешел ко второму переднему колесу и, поскольку на этот раз ему нечего было опасаться, просто открутил колпачок вентиля шины и отбросил его. Затем поднялся и, пригнувшись, пробежал через передний дворик и арку к месту стоянки автомобилей.
Однако здесь он столкнулся с неожиданными трудностями. «Пежо» голубого цвета легко можно было найти днем. Но сейчас стояла ночь, и, хотя ярко светила луна, плетеная крыша отбрасывала густую тень на запаркованные машины. Все кошки ночью серы, и все машины ночью выглядят одинаково. Конечно, легко, наверное, отличить «ролле» от «мини», но в наш век безумной ортодоксальности подавляющее большинство машин имеют почти одинаковую форму и размеры — такое открытие, к своему ужасу, сделал для себя Боу–ман в эту ночь. Он стал быстро переходить от одной машины к другой, тщательно рассматривая каждую и теряя при этом драгоценное время лишь на то, чтобы в очередной раз убедиться: это не та машина, которую он ищет.
Боуман услышал приглушенные сердитые голоса и быстро подошел к арке. Около кибитки Кзерды стояли четверо цыган. Поняв, что их птички улетели, они держали военный совет, возбужденно споря и жестикулируя. Очевидно, они спорили о том, что же делать дальше, черт его возьми, и Боуман не завидовал им, так как на их месте он и сам бы не имел об этом ни малейшего представления.
Внезапно что–то привлекло его внимание. Краем глаза он заметил нечто такое, что при бледном свете луны буквально приковало его к месту. Это ослепительное явление, появившееся на верхней террасе, состояло из полосатой пижамы, внутри которой находился не кто иной, как ле Гран Дюк, облокотившийся о балюстраду и почти безучастно смотревший вниз, на передний дворик. Большая часть его лица, которую было видно, состояла из двух жующих челюстей, методично работающих, в то время как другую его часть закрывало огромное красное яблоко. Однако было ясно, что он не обеспокоен.
Боуман оставил ле Гран Дюка дожевывать его яблоко и возобновил поиски. «В конце парковки, с внутренней стороны», — сказала она. Но этого проклятого «пежо» там не оказалось. Он проверил дважды. Он повернулся, осматривая западный ряд «тоян–ки, и сразу же нашел его. Он стоял четвертым от края. Или Боуман так решил, во всяком случае, автомобиль марки «пежо». Он сел в машину, вставил ключ в замок зажигания. «Женщины», — подумал Боуман раздраженно, но отогнал досадные мысли, так как на них просто не было времени.
Как можно тише Боуман закрыл дверцу, хотя маловероятно, чтобы этот слабый щелчок мог быть услышан, даже если бы цыгане не совещались так шумно. Он снял машину с ручного тормоза, включил первую скорость и, держа сцепление выключенным, включил зажигание и фары одновременно. Двигатель заработал, и в то же время включился свет фар. «Пежо», выбрасывая гравий из–под задних колес, рванулся вперед. Боуман, поворачивая руль влево, направил машину на выезд через арку. Почти сразу же он увидел, как четверо цыган отделились от задней стены кибитки Кзерды и побежали наперехват, точно рассчитав путь, по которому будет двигаться автомобиль. Кзерда, очевидно, что–то кричал, и, хотя его голос не был слышен из–за работы двигателя, отчаянная жестикуляция была понятна: он приказывал своим прихвостням остановить машину; но как он предполагал это сделать, Боуман не мог представить. Проскочив арку, в лучах фар он увидел Ференца, единственного, у кого было огнестрельное оружие, которое он нацелил прямо на Боумана, не оставив ему выбора: пришлось направить машину на него. Появившийся на лице Ференца внезапный панический ужас свидетельствовал о том, что Ференц, забыв о пистолете, теперь думает только
