– А как ты должен сообщить ему, что достал оружие?
– Но я же уже говорил тебе, что не взялся за это дело. Я посоветовал ему обратиться к кому-нибудь еще.
– Да, я помню.
– Я тебе уже битый час толкую об этом. Рассказал все, все что знаю. Больше мне сказать тебе нечего.
Вопрос заключался в том, действительно ли Сан-Медро рассказал все? Абрамсу предстояло принять решение. Ясно, что в этот раз Сан-Медро ничего больше не скажет, он играл в свою игру. А может, он блефует? Расколется ли он, если на него надавить покрепче? А надавить покрепче можно только в том случае, если арестовать его. Но это значит навсегда потерять осведомителя, потому что слухи о его аресте обязательно дойдут до его дружков, а когда Сан-Медро отпустят после допроса, дружки ни за что не поверят, что он не развязал язык в обмен на свободу. Ему уже никогда не будут доверять, и как осведомитель он будет бесполезен. А если не арестовывать, то его услугами можно будет пользоваться и в дальнейшем. Что лучше? Знает ли он действительно еще что-нибудь?
Сан-Медро сидел, разглядывая ноготь. Он понимал, что сейчас происходит в голове Абрамса, и поэтому смотрел вниз, не смея взглянуть ему в глаза.
Альфредо всю жизнь жил в бесчестном мире и не верил никому, поэтому вправе был предполагать, что и ему никто не верит. А если люди все-таки верили ему, то у него было такое чувство, что он надул их, если даже и говорил правду. Он мог смотреть прямо в глаза тем, над кем имел власть, независимо от того, обманывал ли их, или говорил правду. Он мог клясться каждой девушке, что она единственная, мог, глядя прямо в глаза и призывая в свидетели всех святых, говорить наркоманам, что в эту неделю поставок не было, поэтому цена возросла вдвое. Они понимали, что он лжет, он знал, что они понимают это. Но все молчали, потому что это были его люди, и всех их он держал в кулаке. А когда он говорил с людьми, от которых сам зависел, то даже если и говорил правду, все равно прятал глаза, разглядывая ногти. Но дело здесь было не в правде и лжи, а в силе и страхе.
Поэтому Абрамс понимал, что больше не добьется от Сан-Медро никакой информации, если тот будет оставаться на свободе, так что ему предстояло решить: или идти к Вертеру с тем, что имел, или отправить этого мерзавца в тюрьму.
И все-таки, на самом деле, выбора у него не было. Карьера оперативного агента более чем от кого- либо зависела от его осведомителей, а Сан-Медро был одним из лучших. Абрамс мог уничтожить своего осведомителя, допуская, что тот говорит не всю правду, или он мог пойти к Вертеру с той информацией, которую имел. В течение двадцати лет никто мог и не вспомнить об информации, которую он сообщит сегодня, но, когда в течение этих двадцати лет кто-нибудь будет просматривать его послужной список, решая, отправить ли его на повышение или уволить, качество донесений от осведомителей могло сыграть в этом деле решающую роль.
Абрамс решил, что история, рассказанная Сан-Медро, не стоит потери осведомителя, да и возможно, что тот действительно больше ничего не знает. Он закрыл свою зеленую записную книжку, убрал ее, отодвинул кресло от стола и начал подниматься.
– Эй, парень! Что ты делаешь? – воскликнул Сан-Медро.
– Ухожу, – ответил Абрамс. – Большое спасибо, я еще с тобой свяжусь.
Сен-Медро перегнулся через стол и прошептал:
– А как насчет тех двоих? – он указал на свою грудь, имея в виду двух мужчин, сидящих за его спиной.
Абрамс совсем забыл об этом. Он бросил взгляд в ту сторону и увидел, что двое мужчин, которых он совершенно не знал, уже ушли, а он даже не заметил этого.
– Они ушли, – сказал Абрамс. – Ты вел себя хорошо, тебя никто не потревожит. – Он поднялся и снова наклонился к столу. – Я буду держать с тобой связь, детка. Не вздумай исчезнуть.
– Ты о чем, парень? Я буду все время на месте, ты знаешь, где меня нейти.
– Да, Альфредо, – мягко произнес Абрамс. – Я знаю, где тебя найти, и не забывай об этом.
В то время, как Абрамс возвращался на машине в Нью-Йорк, Лори Вертер открыла дверь своей квартиры и увидела стоящего в смущении перед дверью Мельника.
– Привет, – сказала она. – Входи.
– Да, спасибо, – ответил он и вошел.
Лори закрыла дверь.
– Хороший пиджак у тебя, – сказала Лори.
Солнечный свет проникал сквозь открытые окна, и Лори вдруг поняла, что впервые видит его при дневном свете.
– Спасибо, – снова поблагодарил Дэвид. – Это тот, который я купил в том самом магазине, куда ты меня направила. Помнишь?
– Да, конечно, помню. Ну что же ты не проходишь? – Она направилась впереди него в гостиную, ощущая трепет во всем теле. Лори не могла поверить в происходящее, она чувствовала себя как школьница, ожидавшая, что произойдет что-то нехорошее. А что должно было произойти? Он позвонил ей утром в адвокатскую контору и попросил о встрече, сказав, что им надо поговорить.
– Да, конечно, – ответила Лори. – Давай позавтракаем вместе. – Так как ей все равно надо было зайти в банк за деньгами, она предложила встретиться у нее дома и дала указание своей секретарше заказать столик в ресторане неподалеку от дома. Лори чувствовала себя очень неловко: что случилось, то случилось, с этим уже ничего не поделаешь, но больше это не должно повториться. Ведь он временно работал с Чарли. Конечно, Дэвид привлекательный мужчина, но она будет только любезна и дружелюбна по отношению к нему. Но, когда раздался звонок в дверь, по телу резко пробежала дрожь, как от удара электрическим током. А теперь, когда она увидела его, все ее тело затрепетало. Она шла впереди него в гостиную, чувствуя, как он идет сзади, и с каждым шагом ей все больше хотелось, чтобы он обнял ее за плечи, повернул к себе и прижал к своему сильному, чистому телу…
Проснувшись утром, Мельник подумал, что не может не придавать значения тому, что произошло. Прошло три дня с момента их встречи в фехтовальном зале, но он никак не мог забыть об этом. Это было великолепно, но вместе с тем и ужасно. Ему надо было поговорить с ней.
Сначала он считал, что сможет избежать всяких разговоров, через день или два покинет Америку, и они будут думать друг о друге просто как о видении из эротического сна. Но теперь, когда он был вынужден остаться здесь, им надо было честно признаться друг другу, что произошедшее было случайностью и никогда больше не повторится.
Дэвид думал об этом, когда проснулся, когда говорил с ней по телефону, когда шел к ее дому и поднимался по ступенькам. Думал и в тот момент, когда позвонил в дверь, когда она открыла дверь и пол ушел у него из-под ног, когда стоял в растерянности и смотрел на нее.
– Привет, – сказала она. – Входи.
Когда Лори повернулась и пошла впереди него в гостиную с равнодушным видом, как будто он был, скажем, чистильщиком мебели, Дэвида охватило ужасное желание обнять ее за плечи, повернуть к себе, опустить руки на грудь…
Лори резко остановилась, так что он чуть не налетел на нее. Дэвид машинально схватился за стену, чтобы не потерять равновесия и не дотронуться до нее. Если он дотронется, то все пропало.
– Мы можем позавтракать и здесь, – сказала Лори. Лори подумала, что лучше будет объясниться здесь, ей могло стать плохо, поэтому не следовало идти в ресторан. Она должна убедить его, что никакого продолжения их отношения иметь не будут.
– Что бы ты хотел съесть? – спросила она.
– Тебя, – с трудом выдавил Дэвид. Во рту пересохло настолько, что было трудно дышать. – Тебя, – повторил он, и сдавленная хрипота его голоса опрокинула все барьеры, которые Лори мысленно возвела между ними.
Лори почувствовала, как его страстный взгляд испепеляет на ней одежду, обжигает плоть. Она
