и возможности, и, видит Бог, это действительно крутые парни. В их пользу говорит тот факт, что они там живут уже достаточное время. В тех местах море буквально кишит акулами. Наверное, будет легко установить, поставляется акулий жир на материк регулярно или нет. Ко всему прочему, их многие хорошо знают и уважают. Я убежден, что можно провести проверку в любое время. И наконец Дюб-Скейр, лорд Кирксайд и его маленькая дочь Сью.
— Леди Сьюзен, — поправил меня Дядюшка Артур. Как правило, довольно непросто выразить упрек безразличным и равнодушным голосом, но ему это удалось. — Разумеется, я знаю лорда Кирксайда. — По его тону я понял, что было бы очень странно, если бы он его не знал. — И в отношении его я уверен на сто процентов: такой человек не способен совершить бесчестный поступок.
— Я тоже так думаю. Он в своем роде жесткий человек, но воюет на стороне ангелов.
— А его дочь? Я ее ни разу не видел.
— Очень современная девушка. Одевается в соответствии с модой и разговаривает тоже: «Я тверда, я способна на многое и могу сама о себе позаботиться. Большое спасибо». Разумеется, она совсем не такая: миленькая, довольно старомодная девушка в современной одежде.
— В таком случае, они оба вне всяких подозрений, — с облегчением сказал Дядюшка Артур. — Остается университетская экспедиция, хотя вы и соизволили пошутить по ее поводу, остров Мак-Ихерна и ловцы акул. Я бы все-таки обратил внимание в первую очередь на этих рыбаков.
Мне было совершенно безразлично, на что он собирается обращать внимание в первую очередь. Мне было пора на палубу, о чем я ему и сообщил.
— Это не займет много времени?
— Трудно сказать, сэр. Мы погасим свет в салоне. Иначе у них появятся подозрения, когда они заглянут в окна и никого не увидят. Зато зажжем свет в каюте и фонарь на корме. Это лишит их возможности забираться именно там. Вся задняя палуба будет освещена, поэтому носовая часть покажется им совершенно темной. А мы там и спрячемся.
— Где? — Голос прозвучал не слишком уверенно.
— Вы — в рулевой рубке. Дверь открывается наружу. Все время держите ладонь на ручке двери. Как только почувствуете, что на нее нажимают снаружи, — можете не сомневаться, что заявились наши «друзья». Выждите, пока дверь немножко подастся, а потом ударьте по ней изо всей силы. Бейте чуть ниже дверной ручки. Если у него не сломается нос или его не выбросит за борт, а то уж новую челюсть ему наверняка придется вставлять. Могу дать голову на отсечение. А я позабочусь о другом. Или о других.
— Каким образом?
— Спрячусь на крыше салона. Она фута на три ниже рулевой рубки, и поэтому они не смогут увидеть меня против света, даже если подойдут сбоку.
— Но что вы собираетесь делать?
— Пристукну всех, кого увижу. Достану из машинного отделения длинный ломик и оберну мешковиной. Отличное выйдет оружие.
— А может, лучше будет ослепить их и приказать поднять руки вверх? — Судя по всему, мой план не очень-то понравился Дядюшке Артуру.
— Этого нельзя делать по трем причинам. Во-первых, речь идет об опасных преступниках, об убийцах, а людей такого сорта никто никогда не предупреждает заранее. Я согласен, что мой план джентльменским не назовешь, но выполнить его легче. Кроме того, они почти наверняка будут наблюдать за «Файркрестом» в бинокли. Наверное, уже наблюдают. И последнее: вода хорошо проводит звуки и шумы — в первую очередь выстрелы, — а ветер в данный момент дует в сторону Торбея.
Он больше не сказал ни слова. Мы заняли позиции и принялись ждать. Дождь продолжал хлестать, а ветер по-прежнему дул с запада. Правда, ливень мне не мешал — я набросил прорезиненную накидку. Лежа на крыше салона, я время от времени сжимал руки в кулаки. Потом приготовился и взял в правую руку ломик, а в левую — небольшой нож.
Они появились минут через пятнадцать. Я услышал шуршание резиновой лодки о борт яхты со стороны штирборта. То есть с той стороны, где находилась и дверь в рубку.
Их было только двое. За то время, пока я лежал на крыше, мои глаза успели привыкнуть к темноте, и я смог отчетливо увидеть контуры первого человека, который поднялся на борт почти под тем местом, где лежал я. Он привязал лодку к перилам и подождал, пока на борт поднимется его сообщник. Потом они вместе направились вперед.
Первый из них издал дикий крик, когда дверь рубки ударила ему в лицо. Мне повезло меньше — второй, среагировал как кошка: упал ничком на палубу в тот момент, когда на него обрушился ломик. Удар пришелся по спине или по плечу. Я бросился на него. В руке он держал или пистолет, или нож. Если бы я промедлил хотя бы секунду и стал выяснять, что именно он держал, быть мне на том свете. Я нанес удар левой рукой, и он остался лежать на палубе.
Я прошел мимо первого, который, продолжая кричать от боли, лежал на палубе, мимо Дядюшки Артура, вошел в салон и, задернув занавески, включил свет. Потом волоком затащил первого в салон и бросил на ковер. Этого человека я не знал. Правда, сейчас его бы не узнала даже родная мать. Оказалось, что Дядюшка Артур принадлежал к той категории людей, которые если что-нибудь делают, то от души. Для хирурга-косметолога там был вагон работы.
— Пожалуйста, направьте на него пистолет, сэр. — Дядюшка Артур с удивлением смотрел на результаты своей работы. Насколько я мог видеть, его лицо под бородой было белым как мел. — Если будет шевелиться — стреляйте!
— Но вы только посмотрите на эту физиономию!
— А вы лучше взгляните вот на это, сэр. — Я нагнулся и поднял оружие, выпавшее у человека из руки. — Полиция Соединенных Штатов называет это «хиппет». Ружье, у которого отпилены две трети ствола и две трети приклада. Если бы он вас опередил, вы вообще бы остались без лица. Можете понимать мои слова буквально. Вы пытаетесь быть Флоренс Найтингейл и собираетесь заботиться о павших? — Таким тоном, пожалуй, не стоило разговаривать с Дядюшкой Артуром, и я был убежден, что после нашего возвращения он внесет соответствующие коррективы в свой отчет. Если нам суждено будет вернуться. Я прошел мимо Дядюшки Артура обратно на палубу.
В рубке я взял маленький фонарик и посветил на воду, прикрывая луч рукой, чтобы он не был заметен с пятидесяти ярдов. Эти двое действительно прибыли на надувной лодке с подвесным моторчиком. Оба героя собирались с комфортом отправиться восвояси после того, как проделают свою первоклассную работу.
Я набросил петлю на цилиндр мотора, а потом, попеременно потягивая то за линь, которым они привязали лодку в яхте, то за свою веревку, за две минуты вытянул надувную лодку на палубу. Отвинтив мотор, я оттащил лодку на другую сторону и там, за надстройками, тщательно ее осмотрел с помощью карманного фонарика. Но, кроме имени изготовителя, я не нашел ничего, что могло бы навести на мысль, с какого она корабля. Тогда я разрезал ее на мелкие полосы и выбросил за борт.
Потом вернулся в рубку. Отрезав от электрического кабеля приблизительно пятнадцать футов, я снова вышел и привязал моторчик к ногам убитого. Я обыскал труп, хотя заранее знал, что ничего не найду: как-никак я имел дело со специалистом. Потом, направив луч фонаря на мертвое лицо, я посмотрел на него: этого человека я тоже не видел. Вынув из его руки пистолет и высвободив две перекладины у перил, я осторожно опустил в воду мотор, а потом труп. Оба ушли в темные воды Торбейской гавани, не издав ни малейшего шума. По пути я зашел в рубку, а потом вернулся в салон.
Дядюшка Артур и пленник тем временем успели изменить позиции. Человек стоял на ногах, словно пьяный, подпирая стену. Он вытирал носовым платком Дядюшки Артура свое окровавленное лицо, изредка издавая при этом стоны. Я не мог его упрекнуть: если бы мне перебили нос, выбили передние зубы и, возможно, сломали челюсть, я бы, наверное, тоже стонал. А Дядюшка Артур, держа в одной руке пистолет, а в другой — стакан с виски, сидел на банке и любовался плодами своей кровавой работы. На его лице застыло смешанное выражение довольства и отвращения. Когда я вошел, он поднял голову и кивнул в сторону пленника.
— Он измазал кровью весь ковер, — пожаловался он. — Что будем с ним делать?
— Сдадим в полицию.
— В полицию? Я полагал, что вы питаете к данному учреждению известное предубеждение.
