приготовлю его своими собственными руками.
— Я думаю, мне лучше лечь спать, — сказала Шарлотта. — Я чувствую себя такой усталой!
— Я же пил ваш кофе, — сказал я с угрозой, — значит, теперь вы должны выпить мой. Как говорится, око за око.
— Если только вы не долго будете его готовить.
Пришлось поспешить. Я приготовил четыре чашки кофе за ноль минут ноль секунд. Крепкую смесь из растворимого кофе, молока и сахара. А в одну чашку добавил еще кое-что. Никто не пожаловался, Хатчинсон выпил свою чашку и сказал:
— Я, собственно, не вижу причин, почему бы вам троим не отдохнуть. Разве что вы не очень доверяете мне в искусстве вождения…
Никто не выразил сомнения в том, что он умеет хорошо водить судно, и Шарлотта Скурас исчезла первая. Она еще раз сказала, что устала, и я в этом не сомневался. Мы с Дядюшкой Артуром отправились следом за ней. Тим Хатчинсон обещал позвать меня, когда яхта подойдет к западной стороне Дюб-Скейра. Дядюшка Артур закутался в одеяло и устроился на кушетке в салоне, а я отправился в свою каюту.
Но пролежал я минуты три, а потом поднялся, взял трехгранный ключ и, тихо выйдя из каюты, постучал к Шарлотте. Ответа не последовало. Тогда я открыл и закрыл за собой дверь и зажег свет.
Она действительно спала. И была далеко-далеко, где-то в миллионе миль отсюда. Она даже не смогла добраться до кровати, а лежала прямо на ковре, полностью одетая. Я поднял ее, положил на кровать и укрыл одеялом. Потом приподнял рукав и еще раз исследовал кровоподтек, оставленный веревкой.
Каюта была не очень большой, и поэтому понадобилась всего минута, чтобы отыскать то, что мне нужно.
На сей раз я сошел с «Файркреста» без проклятого костюма для подводного плавания. Это радовало.
Каким образом Тиму Хатчинсону удалось в дождливую и туманную ночь найти старый каменный пирс, выходило за пределы моего понимания. Я бы ни о чем не догадался, если бы он позднее мне об этом не рассказал. Тим послал меня на нос с лампой в руке, хотя мне казалось, что он мог найти пирс только с помощью радара. Потом рыбак поставил машину на задний ход, подвел яхту на два фута к пирсу и стал ждать, пока я не улучу подходящий момент и не спрыгну на пирс. Затем он сразу дал полный задний и исчез в темном тумане. Я попытался представить, как бы Дядюшка Артур оценил ситуацию, но фантазия моя отказалась мне помогать. Слава Богу, что в этот момент Дядюшка Артур спал сном праведника и видел сон о том, что лежит в своей кровати в лондонском Вест-энде.
Путь от пирса до находящегося, над ним плато оказался крутым и каменистым, и, по моему мнению, очень непредусмотрительным было то, что со стороны моря не сделали перил. Хотя у меня с собой было только самое необходимое: карманный фонарик, пистолет и канат, если, конечно, не считать собственного тела (я не имел намерений совершать головокружительные трюки, подобно Дугласу Фербенксу, карабкаясь по стенам замка Дюб-Скейр, но я по опыту знал, что канат является важным предметом, когда отправляешься на остров с крутыми каменистыми склонами), добравшись до вершины, я все же тяжело дышал.
Далее я отправился не в сторону замка, а в северном направлении, вдоль поросшей травой полосы, которая вела к утесу на северной оконечности острова. Именно отсюда старший сын лорда Кирксайда и его будущий зять поднялись на своем самолете, а потом бесследно исчезли. Над этой полосой я пролетал вместе с Уильямсом менее двенадцати часов назад, после разговора с лордом Кирксайдом и его дочерью. Это была полоса, на северном конце которой, как мне показалось, я что-то увидел и теперь хотел в этом удостовериться.
Земля оказалась мягкой и ровной, и я быстро продвигался вперед, обходясь без света. Вблизи замка я не решался пользоваться фонарем. То, что кругом царила тьма, еще ни о чем не говорило. Не было гарантии того, что покинутые Богом не выставили постоянного караула.
Внезапно я споткнулся обо что-то теплое и мягкое и упал на землю.
Мои нервы были уже не те, что двое суток назад, соответственной оказалась и реакция. В руке сразу появился нож: я хотел расправиться с «ним» до того, как он поднимется на… свои четыре ноги. От него исходил запах, немного напоминавший тот, который исходил из сарая Тима Хатчинсона. Интересно, сможет ли мне кто-нибудь объяснить, почему горный козел издает такой запах, хотя питается исключительно хлорофиллом, Я сказал моему четвероногому другу несколько ласковых слов, и, судя по всему, они возымели на него действие, ибо он не стал пытаться забодать меня. Я направился дальше.
«Такие прозаические встречи, — кисло констатировал я, — никогда не происходят с киногероями Эролла Флинна»[3]. Более того, уж если Эролл Флинн имел бы при себе карманный фонарик, то он у него никогда не разбился бы, а если бы у него была свеча, то она продолжала бы гореть, пока ему нужно. Совершенно иная участь постигла мой фонарик. Он был из плексигласа, с резиновым кожухом и, разумеется, вышел из строя. Тогда я вытащил другой фонарик, величиной с карандаш, и попытался его проверить под курткой. Но предосторожности были излишними: даже светлячок посмеялся бы над этим фонариком. Я сунул его в карман и двинулся дальше.
Не зная точно, насколько близко подошел к опасному утесу, я лег на землю и дальше пополз на четвереньках. Минут через пять я добрался до края и почти сразу же нашел то, что искал. Метка была около двух футов длиной и около трети фута шириной. Следы оказались не очень свежими. Кое-где уже опять пробивалась трава. По времени все совпадало. Это был след от корпуса самолета, стартовавшего без людей. Он не набрал достаточной скорости, чтобы подняться в воздух, и сорвался с утеса, оставив перед своим падением эту метку. Только это мне и нужно было проверить. Точнее, этот факт, поврежденное дно судна оксфордской экспедиции и темные круги под голубыми глазами Сью Кирксайд. Сомнений не осталось.
Внезапно позади я услышал какой-то шорох. Из-за положения, в каком я сейчас находился, меня мог сбросить с утеса даже пятилетний ребенок. Но, может быть, за мной пожаловал мой четвероногий друг, который решил отомстить за то, что я нарушил его покой? Я быстро перевернулся, держа в руке пистолет и фонарик. Это действительно был козел. Его желтые глаза светились в темноте жутким светом. Но впечатление было обманчивым. Его пригнала сюда только тяга к компании. Или любопытство. Я медленно отполз от края, чтобы он ненароком меня не столкнул, потом легонько погладил его и ретировался. Если так будет продолжаться дальше, то меня этой ночью хватит удар.
Тем временем дождь перестал, да и ветер основательно поутих. Зато туман стал еще гуще. Он буквально окутывал все, так что я не мог видеть дальше собственного носа. Подумал, что стал бы делать Хатчинсон в такую погоду, но постарался побыстрее избавиться от этой мысли. У меня не оставалось сомнений, что свою работу он знал лучше, чем я свою. Я встал так, чтобы ветер дул мне справа, и отправился к замку. Под прорезиненным дождевиком мой последний костюм был совершенно изгажен. Министерство получит большой счет из химчистки.
Двигался я как слепой и чуть было не ударился, головой о стену замка, лишь в последнее мгновение заметив ее. Я понятия не имел, с какой стороны находится вход — справа или слева. Знал только, что эта сторона замка должна смотреть в глубь острова. Чтобы сориентироваться, я направился влево и уже через десять футов обнаружил, что стена сворачивает под прямым углом. Это означало, что я находился на восточной стороне дома. Я начал ощупью пробираться вправо.
Хорошо, что я оказался именно на левой стороне. Если бы я приблизился к замку справа или ветер дул в другом направлении, я не смог бы учуять табачный дым. Табак был не такой вонючий, как в сигарах Дядюшки Артура, а по сравнению с сигарами Тима Хатчинсона его можно было назвать даже приятным, но тем не менее он чувствовался. У ворот кто-то курил сигарету. Я давно пришел к заключению, что приказ, запрещающий курить на посту, придуман неглупым человеком. С таким постовым мне было легко. Меня не учили, как нужно обращаться с горными козлами на краю пропасти, но как бесшумно убрать часового, меня натаскали.
Я взял пистолет за ствол и бесшумно заскользил вперед. И действительно, человек стоял, прислонившись к воротам, — я скорее ощущал, чем видел его контуры, но благодаря огоньку сигареты четко определил его позицию. Я выждал, когда он поднес сигарету ко рту в третий раз и она затлела ярче, что
