– У меня потерялись все куклы.
– Бедная!
– Когда мы переезжали. Папа сказал, что никак не может их найти.
– Я куплю тебе новые, – пообещала Эрин. Она ни за что не решилась бы рассказать девочке, что на самом деле сталось с ее куклами. Подобным вещам невозможно найти разумного объяснения.
– Я люблю тебя, детка, – сказала она.
– И я тебя тоже, мамочка. Можно, я скажу папе про новых кукол?
– Не надо. Сделаем ему сюрприз.
Через агента Клири Эрин удалось получить кое-какую основную информацию о Джерри Киллиане: рост пять футов девять дюймов[4], вес сто сорок фунтов[5], сорок восемь лет, разведен. Работает редактором видеоматериалов в местном филиале Си-би-эс. Официально зарегистрирован как член демократической партии. Водит «шевроле- каприс» восемьдесят восьмого года. Покупает очки со скидкой. Подписывается на «Ньюсуик», «Харперз», «Ньюйоркер», «Роллинг стоун», «Консьюмер рипортс» и «Хастлер». Бывшая жена Киллиана недавно открыла в одном из пригородов Атланты магазинчик макраме, и он внес половину суммы за помещение. У них две дочери – студентки университета штата Джорджия. Киллиан приобретает сезонные билеты в майамский дельфинарий и берет в видеопрокате кассеты с фильмами Дебры Уинджер – не пропустил ни одного. У него кредитная карточка «Виза» на три тысячи долларов. Каждую осень он ездит в Западную Монтану ловить форель, беря на себя для этого напрокат малолитражку. За всю жизнь ни разу не арестовывался, не привлекался, не находился под следствием.
А проживал Джерри Киллиан в Форт-Лодердейле, Флорида, в квартире 317 дома № 4566 по Грин-Дак- Паркуэй.
Прежде чем ехать к нему, Эрин позвонила по телефону. Услышав ее голос в трубке, Киллиан на несколько мгновений потерял дар речи. Он встретил ее в дверях – в пиджаке и при галстуке.
– У меня в сумочке заряженный револьвер, – предупредила Эрин.
– Хорошо, – безмятежно отозвался Киллиан.
– Я пришла только по делу.
– Хорошо, – тем же тоном повторил Киллиан. Его лицо переполняло блаженство от созерцания своего идола.
Как и ожидала Эрин, квартира Киллиана оказалась опрятной и ухоженной. В воздухе ощущался аромат лимонного освежителя. Эрин и Киллиан уселись за овальный обеденный стол друг напротив друга.
– Я хотела поблагодарить вас, – начала Эрин. – Музыка, которую вы предложили, замечательно подходит для моих выступлений.
Киллиан просиял:
– Вы попробовали ее? Я ужасно рад!
– Вы бы как-нибудь сами зашли к нам посмотреть. Я так и сказала Шэду: хорошо, если бы вы зашли.
– Правда? – Лицо Киллиана омрачилось. – Тогда зайду, только не сейчас... потом, попозже.
– Почему потом? Когда потом?
– Так надо. Из-за моего... вашего дела. От меня потребовали, чтобы я больше не появлялся в вашем заведении. – Киллиан помолчал. – Это самое трудное, что мне приходилось делать в жизни. Мне так не хватает вас!
«Приехали!» – подумала Эрин.
– Можно мне называть вас просто Джерри? – спросила она.
– О, я был бы на седьмом небе, если бы...
– Так вот, Джерри, – прервала она его уже готовые хлынуть бурным потоком излияния. – Мне нужно побольше знать об этом нашем с вами деле. Ведь речь идет о моей жизни. О моей дочери.
– Естественно, что вы не доверяете мне.
– Я просто
– Эрин, – заговорил Киллиан, – я не способен сделать ничего, что поставило бы под угрозу вас или вашу дочь. Моя преданность вам абсолютна, неистребима и чиста. Мысль о вас не оставляет меня ни днем, ни ночью. Я просто голову потерял от любви.
Однако ничто не шевельнулось в сердце Эрин в ответ на эти горячие слова.
– Кто этот конгрессмен, Джерри? – спросила она.
– Его округ не здесь. Вы вряд ли знаете даже его имя.
– А вдруг знаю? Я же читаю газеты.
– Да, собственно, имя не так уж и важно. Главное – у него серьезная проблема насчет женского пола, – объяснил Киллиан. – Мне просто неловко углубляться в детали.
– Я прошу вас, Джерри!
– Я ведь все-таки джентльмен, Эрин. Так уж меня воспитали.
– А я – стриптизерша, Джерри, – возразила Эрин. – Один клиент зубами содрал с меня трико и съел. Да-да, прожевал, проглотил, запил несколькими глотками «Сазерн комфорт», а потом выплюнул
