Он водрузил статуэтку на постамент и подал Карен руку, желая помочь ей подняться. Она хотела проигнорировать его жест: не хватало еще, чтобы этот наглый холуй к ней прикасался, — пока не заметила, что на среднем пальце протянутой руки отсутствует верхняя фаланга, и постеснялась ее не принять. Теплый обрубок вдавился ей в ладонь.

— А теперь уходите, прошу вас. Пожалуйста.

Она вглядывалась в его крупное, отнюдь не враждебное лицо и видела лишь отраженную в стеклах очков неподвижность комнаты: голубой персидский ковер, окна, утопленные в белые арки, повторяющиеся по всей длине галереи… но тут в них мелькнула тень, и Карен поняла, что взгляд Серафима устремился куда-то за ее плечо.

— Буду рад сделать это для вас, миссис Уэлфорд, — проговорил он с улыбкой, предназначавшейся отнюдь не ей. — А не представите ли вы меня остальным членам вашей чудесной семьи?

Карен обернулась, все еще придерживая рукой отвороты халата, и увидела Хейзл, стоящую в бикини в проеме арки, выходящей на террасу. Девушка держала за руку Неда и спрашивала ее, не возражает ли она, если они с мальчиком пойдут в детскую посмотреть телевизор.

— Это Нед и…

— Приветствую вас, молодой человек, — сказал Серафим. — Как поживаете?

Нед смущенно поежился и застенчиво уткнулся головой в золотистое бедро Хейзл.

Сборщик податей засмеялся.

— Что, кошка откусила тебе язык, Док?

2

Пока Джо расплачивался за номер, Карен ждала на парковке «A&S»[20] на бульваре Квинс через дорогу от мотеля — этакого борделя под названием «Ковер- самолет», которым они раньше пользовались в экстренных случаях, когда для Карен было небезопасно приезжать к нему домой.

Не спуская глаз с бюро регистрации, Карен поминутно поглядывала в зеркальце заднего вида — убедиться, что за ней не следят. Она позвонила Джо сразу же после ухода Виктора Серафима, но по телефону ничего не сказала. У них был условный сигнал, основанный на предпосылке, что звонящий ошибся номером, — она могла только обозначить, что ей надо срочно его увидеть и что времени у них в обрез.

Карен прислушивалась к биению сердца, отмерявшего драгоценные секунды. Услышала, что оно забилось чаще, когда Джо вышел из здания бюро и, бросив мимолетный взгляд в ее сторону, свернул на тропинку, ведущую к апартаментам, зарезервированным для краткосрочных визитов. Ей было противно бывать в подобных местах, включаться в их безжалостный «клиентооборот», приумножая эту неизбывную вонь, количество этих мелких вороватых измен. Но сейчас, быть может, потому что она боялась, а может, потому что знала, что это будет их последняя встреча перед тем, как они соединятся навеки, ей было все равно. Она испытывала какое-то неистовое возбуждение оттого, что находилась здесь.

Увидев, как Джо скрылся в одном из коттеджей, Карен выждала пару минут, потом вывела свой темно-синий фургон на дорогу и, пролетев мимо куполов и минаретов бурлескного фасада «Ковра- самолета», въехала во двор мотеля.

Она поставила машину в положенном месте напротив номера 1002, не позаботившись воспользоваться преимуществом дощатого забора, возведенного понятливым руководством для защиты автомобилей и их номерных знаков от любопытных. Джо был в черной «кегельбанке» пятидесятых годов — футболке с длинными рукавами и его именем на спине, вышитым большими фиолетовыми буквами. Карен отыскала ее в «комке» и подарила ему на их первое Рождество в Нью-Йорке. Приятный штрих, если учесть, что эта «кегельбанка» никогда ему не нравилась. Значит, он хотел доставить ей удовольствие.

Дверь открывается раньше, чем Карен подносит руку к звонку.

Она видит, как взгляд Джо устремляется мимо нее — проверить, чисто ли на горизонте; потом она не успевает его перехватить в нестерпимом желании оказаться в объятиях возлюбленного. У нее вырывается легкий стон, даже всхлип, словно родной уют его объятий — это еще не настоящее убежище. Потом он целует ее, накрывая ее губы своими, и она испытывает блаженное чувство освобождения от всего того, что стальным обручем сжимало ей горло, — чувство столь сильное, что она никак не может унять дрожь.

— Что с тобой?

— Да ничего, просто перепугалась. Обними меня.

Ей хочется смеяться — до чего же хорошо просто быть с ним!

— Что случилось?

— Ну не на пороге же!

— Все будет нормально. Не надо волноваться.

— У нас не так много времени. Я должна вернуться к шести.

— Если хочешь, мы можем просто поговорить.

Она улыбается.

— Я бы не прочь, Джо, но посмотри на себя.

Еще с минуту они, раскачиваясь, стоят на пороге — беспечные, как молодожены на фото, — в рамке дверного проема на омерзительно пунцовом фоне вестибюля, омываемые струями спермацетово-холодного, хвойно-свежего запаха, просачивающегося из номера в грохочущий день.

— А сама-то я, господи, — ты только потрогай! — шепчет она ему на ухо вибрирующим от нетерпения голосом. — Кажется, я умру, если ничего не будет.

И тут она вспрыгивает на него, как ребенок, оседлав его стоймя, обхватив его голыми руками и ногами и пытаясь найти опору в узком простенке, пока он, удивившись, но не замедлив ответить, не понес ее в спальню, подхватив обеими руками за ляжки под юбкой, стаскивая с нее чуть не насквозь промокшие трусики и ногой захлопывая дверь, к которой был вынужден сразу прислониться, потому что Карен уже расстегивала пуговицы и молнии; с носа у нее сползают очки, но у него хватает соображения продолжать покусывать ее уже гордо торчащие соски, пока ей до боли не захотелось провалиться с ним сквозь розоватый сумрак и рухнуть на постель, заколыхавшуюся под ними, словно море, словно запертая в клетку волна, которая перенесет их из Квинса на пустынные берега какого-нибудь райского острова в Аравийском море… о чем упорно напоминал ей Джо, когда она должна была вот-вот кончить, готовая поверить чему угодно.

Бездыханные, они лежали, со смехом разглядывая множество своих крохотных отражений в зеркальной мозаике диско-шара, висевшего над все еще колыхавшимся водяным матрасом.

С Джо всегда было так — уютно, весело, вольготно. Его желание никогда не утрачивало безотлагательности. Ее же просыпалось только в ответ на его. Они не пытались притворяться, что все было как в первый раз, когда они влюбились друг в друга. Но в отличие от Тома, чьей навязчивой потребностью было срывать с нее слой за слоем, отыскивая ядро ее сущности, как будто он надеялся найти там ответ, бог знает на что, Джо научился позволять ей быть самой собой и выказывать ей нежность, которая была так ей необходима.

У нее не получалось спать одновременно с двумя мужчинами.

Довольно часто — а в последнее время, с тех пор как Том стал более настойчив, чуть ли не всегда — Карен притворялась с Джо. Она не считала, что в этом есть что-то нечестное или зазорное, и не стыдилась этого, потому что была абсолютно уверена, что, когда все их перипетии кончатся и они будут вместе, все в их отношениях придет в норму.

Просто она не думала, что он догадывается.

Хорошо бы, если бы ты хоть иногда кончала, сказал он как-то раз, чем очень ее удивил.

Потерпи, Джо, прошептала она, в блаженстве прижимаясь к нему. Ломается, как школьница на первом свидании, ворчал он, понимая, однако, что она имеет в виду.

Начало их романа восходит к моменту эксгумации Карен, когда Джо вытащил ее из Зимней Гавани — «кладбища с блуждающими огоньками», как он окрестил заштатный городишко в центральной Флориде, где они с матерью жили в вагончике на берегу озера Люсиль. Тогда и началась ее жизнь.

В свои восемнадцать лет Карен, окончив католическую школу Святого Иосифа (это было летом 1981

Вы читаете Молчание
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату