Подобные вещи требуют времени, думала она, со временем все утрясется. Через день-другой они уедут в Европу. Нед оправится от всех потрясений. У детей короткая память, это она вычитала в одном из пособий для родителей — о том, как те переживают детство. Он напрочь забудет о своем Мистере Мэне, и когда они вернутся… Ее взгляд упал на стрелки часов внизу в холле.

Она медленно спустилась по лестнице. У нее появилось смутное чувство, что она что-то забыла — что-то, что собиралась сделать. Но так и не вспомнила. Снова прислушалась, но услышала лишь частый, неровный пульс собственного сердца.

Выйдя из дому, она решила, что вечер слишком теплый для палантина, который она захватила с собой, и бросила его на шляпную вешалку у парадной двери.

4

— Дорогая! — воскликнула Тамара Дэвенпорт, взяв Карен за обе руки и старательно чмокнув ее сначала мимо одной щеки, потом мимо другой. — Ну до чего же ты божественно выглядишь! — На ее властном обветренном лице, когда она отстранилась, было написано вежливое недоумение. — Как это ты отважилась прийти одна? Где же Том?

— А его еще нет? — весело спросила Карен, изо всех сил стараясь казаться беззаботной. — Ты ж его знаешь. Всегда приходит последним. Том ни за что на свете не пропустит это мероприятие.

Тамара срочно препоручила ее заботам своего мужа Чипа, загорелого, жилистого коротышки шестидесяти с лишним лет, которого Карен встречала иногда во время пробежки по берегу перед завтраком. Он галантно сопроводил свою соседку в сад и поднес ей бокал. В толпе гостей она узнала всего несколько знакомых лиц.

Необычное сборище, учтиво заметил Чип Дэвенпорт. Она так и не поняла, нравилось ему или нет, что люди «из всех слоев общества», как он выразился, в поддержку благого дела топтали его доведенные до совершенства газоны.

Украшенный белой колоннадой фасад Нонсача позади них, самонадеянно названного так в честь разрушенного дворца Генриха VIII в Саррее[45] и являющего собой один из немногих еще сохранившихся на побережье поистине роскошных особняков, был весь в огнях.

Хозяин дома не отпускал от себя Карен ни на шаг, рассказывая ей о замечательной коалиции, созданной его женой для борьбы против строительства в Хемпстедской гавани мусоросжигательной печи. Тридцатиэтажную дымовую трубу, способную отравить все окрестности от Сэндз-Пойнта до Ойстер-Бэя, иначе как потенциальным злодейством не назовешь. Карен согласилась. И присовокупила, что Тома тоже страшно возмущает эта затея.

Наконец ей удалось укрыться от него в шатре, где гости уже начинали рассаживаться за обеденные столы, восхищаясь роскошными украшениями из цветов, и, под взрывы смеха и канонаду пробок от шампанского, подписывали не облагаемые налогом чеки для «военной» казны Тамары Дэвенпорт.

Усаживаясь за стол в необнадеживающей компании, Карен развернула свой стул так, чтобы ей было видно главный вход в палатку.

Она почувствовала на середине спины ободряющее подталкивание его ладони, когда он повел ее к переполненной танцплощадке, пробиваясь на свободный пятачок рядом с оркестром.

— Дай хоть я на тебя посмотрю, — проревел Том, стараясь перекричать музыку, и крутанул жену от себя на расстояние вытянутой руки.

— Это единственное, что у меня нашлось для данного случая, — сказала она, имея в виду темно- зеленое, почти черное шелковое платье.

Взгляд одобрения.

— Царица бала. Любой скажет. Одно совершенно незнакомое мне лицо указало мне на тебя как на самую очаровательную женщину на этом вечере.

— Я тебя умоляю, Том, — она покачала головой, — должно быть, оно имело в виду кого-то другого.

Надо же, «незнакомое лицо».

Том улыбнулся.

— Она была чертовски права.

— Скорее, чертовски пьяна.

Карен заметила, какую гримасу он скорчил, когда саксофонисты переднего ряда — замшелые старики в белых смокингах — торжественно поднялись со своих мест, чтобы исполнить бьющий на эффект пассаж из «Мастера Бластера» Стиви Уандера. Спотыкающийся звук, достаточно сильный, чтобы волоски на руках у Карен встали дыбом. Том что-то пробурчал.

— Что-что? — Она засмеялась.

Он снова ее покрутил.

— Вне конкуренции.

— Ты серьезно?

— Солнце и рядом не стояло.

— Ну вот, теперь ты меня смущаешь. — Карен поднесла руку к горлу и дотронулась до изящной ямочки между ключицами, усомнившись на мгновение, то ли ей кажется, то ли шею действительно что-то стягивает. — Оно еще там?

— Пожалуй, ты единственная, — прошептал Том, касаясь губами ее уха, — кому не стоит злоупотреблять горячительными напитками.

— Теперь, когда ты рядом, со мной все будет хорошо, — сказала она, стиснув его руку. — Я так за тебя рада!

— Это всего лишь деньги, — ответил он рассеянно, шныряя взглядом по толпе.

Ее щека снова легла на широкое плечо мужа. Карен собиралась с духом, чтобы все ему рассказать.

До середины обеда она сидела как на иголках, пока не убедилась, что он жив и здоров. Не в состоянии притронуться к пище, она постоянно пила и наконец, подняв глаза, увидела, как он пробивается к ней с противоположной стороны шатра, остановившись принести извинения хозяйке, вызывая оживление за столами, расточая самые искренние любезности ничего не значащим людям. Том умел быть невероятно обаятельным. Она наблюдала за ним с возрастающей уверенностью, что приняла верное решение.

Наклонившись из-за спинки стула чмокнуть ее в щечку, он шепотом сообщил ей хорошую новость: Атланта совсем «спеклась», малыш; ты правильно сделала, что начала праздновать, — затем без лишних слов накинул ей на шею рубиново-бриллиантовое колье, которое починил у того самого мужичонки на Сорок седьмой улице. Повторение вчерашней церемонии перед зеркалом, только на сей раз он сделал это так, как надевают ошейник на собаку, словно публично заявляя, что Карен — его собственность.

И опять она вздрогнула от холода камней, расширив глаза и очаровательно сложив губки в большое «О» в шаблонном выражении восторга и смущения, потом завела руки назад, чтобы помочь Тому с застежкой, не переставая всасывать воздух, — трофейная жена, которую невозможно унизить.

Карен это не задевало. Это было всего лишь очередное напоминание — как и чувствительность ее саднящих бедер к плетеному сиденью позолоченного стула, — что она заслужила любое наказание, какое бы ей ни грозило.

Ей пришлось до конца выдержать конфузливые овации своих сотрапезников, затем заставить их рассмеяться шуточке Тома (будто она впервые ее слышала) о том, как рискованно дарить женам ценные подарки, которые можно перепродать. Один пучеглазый мужчина поинтересовался происхождением рубинов, и Карен вместе с остальными узнала, что они поступили с Могокских копей на самом севере Мандалая в Бирме. Их никогда не подвергали ни обжигу, ни тепловой обработке для удаления «шелка» — прожилок вторичных минералов, замутняющих менее ценные камни. Том обнаружил специальные познания химика-лаборанта, что другим женщинам за столом — Карен видела это по их расплавленным глазам — могло бы показаться романтичным, будь следующим гвоздем программы объявление стоимости рубинов.

Не потому ли он купил ей это ожерелье? Издевательский намек на цену ее добродетели? Карен не могла не задаться вопросом (когда Уэлфорд услышал из ее уст то, о чем, по ее подозрениям, он уже знал),

Вы читаете Молчание
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату