во сколько можно было бы оценить ее жизнь.
Какую же цену назвать Тому?
После обеда он, откатив стул от стола, выкурил сигару, согреваемый воспламенившимися слухами о его успехе. Мужчина, в котором Карен узнала какого-то деятеля с Уолл-стрит, подошел пожать Тому руку; к нему присоединился тучный розовощекий адвокат, изредка заезжавший к ним на партию в теннис, которого она знала просто как Боза. Он отвесил ей изысканный комплимент, а в разговоре с Томом на каждое его слово реагировал неестественно громким смехом.
Потом последовали другие, попроще. Эти, проходя мимо, либо похлопывали его по руке, либо ограничивались скромным «Том!». И каждый раз он бросал на жену веселый взгляд. Жабоеды, как он их называл.
Не было никакой возможности рассказать ему о Неде.
Том слегка косил на один глаз, что особенно проявлялось, когда он уставал. Она заметила завернувшуюся ресничку. Он поймал ее двумя пальцами, как насекомое.
Карен бросила через стол, что ей хочется танцевать.
Ей пришлось чуть не силком вытащить мужа на танцплощадку — так он наслаждался льстившим ему вниманием.
— Мне нужно тебе кое-что рассказать.
Она закрыла глаза, словно отдаваясь музыке.
— Тебе нехорошо?
Карен и Том были парой, о которой все только и говорили. Они и впрямь выделялись на фоне других пар, скользивших по танцплощадке под мелодию «Нашвиллские соловьи». Оркестр отдавал дань Гершвину.
— Нет, у меня к тебе разговор. О нас.
— Вот те на! А это не может подождать, дорогая? То есть сейчас совсем не…
Он куражился в духе Джимми Стюарта.
— Том!
Гримаса притворной озадаченности моментально сменилась обеспокоенной миной.
— Что-то случилось? Док?
Она отрицательно покачала головой.
— Я должна исповедаться.
— Во имя Отца и Сына… — На его торжественном лице снова заиграла мальчишеская улыбка. — Что ж, вперед. Я слушаю.
— Том, прошу тебя!
— Что ты натворила на этот раз?
— Не здесь, — сказала она, отпуская его руку.
Она прихватила бокал шампанского с проплывающего мимо подноса и стала пробираться к выходу из шатра на залитую светом лужайку, предоставив Тому следовать за ней.
Толпа знакомых грозила перекрыть им дорогу, но в последний момент рассосалась. Карен прошла вперед, спустившись по каменным ступеням в сад, где под деревом, увешанным японскими фонариками, располагался второй бар с дополнительными столиками для желающих посидеть на открытом воздухе. Там она дождалась Тома, и они, взявшись за руки, двинулись по тропинке, ведущей к пляжу.
Карен вдруг почувствовала, что страшно пьяна.
— Том, ты ведь… ты ведь на меня не рассердишься, правда? — спросила она, ненавидя себя за игривый тон, когда, опершись на Тома, снимала туфли, чтобы походить босиком по песку.
Том не ответил.
Это была та самая дорожка, по которой они часто гуляли с Брэкеном перед сном. От воды, поблескивающей у их ног, исходил сильный морской запах, такой противный, что казалось, от него можно подцепить заразу, но Том обошелся без комментариев. Они не возвращались к разговору, пока лодочная пристань, служившая границей между Эджуотером и имением Дэвенпортов, не осталась далеко позади.
На роге полумесяца их бухты, на своей территории, Карен сказала Тому о любовнике. В темноте трудно было рассмотреть ее лицо.
Том наклонился за камешком и, развернувшись с атлетической грацией, пустил его скакать по воде. Потом повторил. На третий раз молчание мужа стало ее пугать.
— Иногда я об этом подумывал, — сказал он наконец. — Наверное, это должно было произойти. И давно?
— Год, даже меньше, — соврала она не стыдясь, полагая, что так ему будет легче это пережить. — Но все уже кончено, Том, клянусь. Все это было жуткой ошибкой. Это один человек, которого я знала до знакомства с тобой. Старый друг. Он…
Том положил руку ей на плечо.
— Если я позволю тебе продолжать, ты назовешь мне имя. А я бы предпочел не знать лишних деталей. — Он прокашлялся. — Это случилось впервые?
— Да.
— Но почему? — мягко спросил он.
— Это не было чем-то… — Карен понимала, что должна представить свою измену как незначительный эпизод. — Наверное, мне стало скучно. Скорее даже одиноко. Тебя никогда не было дома. Я чувствовала себя узницей.
Она смотрела на огни Эджуотера, на очертания дома, темневшие на скале над ними.
— Возможно, я слишком многого от тебя ждала.
Она заплакала.
— Ты имел право… хотя бы на каплю верности. Боже мой, мне так стыдно.
— Извинений тоже не надо.
— Я не прошу тебя простить меня. Просто… мне надо было это сделать, чтобы у меня открылись глаза, и теперь, когда я поняла, что в моей жизни действительно важно, оказалось слишком поздно.
— Тебе не обязательно было мне это рассказывать.
— Есть причина, Том.
— Ты чувствуешь себя виноватой, — сказал он. — Разве ты не для того ходишь в церковь, чтобы вываливать все это на священника? — Затем добавил, понизив голос: — Ты ведь не беременна?
Она отрицательно покачала головой.
— Я не хотела сделать тебе больно, просто не могла больше держать это в себе. Видит Бог, я пыталась.
— Я рад, что ты мне доверилась. Я правда хочу тебе помочь.
Карен молча плакала. Она ожидала, что он разозлится и, может, даже рассвирепеет. Она не заслужила его сочувствия.
— Да ладно, не бери в голову.
Он остановился и, повернувшись к ней лицом, взял ее за руки.
— Тебе никогда не приходило в голову, что если бы ты смогла избавиться от чувства вины, то перестала бы подвергать себя этим жутким экзекуциям?
— При чем здесь… — Она замялась, не желая уводить разговор в сторону. — Возможно, у меня и были проблемы в прошлом, но с этим давно покончено, я не сумасшедшая. Ты же знаешь.
Он привлек ее к себе, обхватив рукой за голую спину. Потом запустил ладонь под пышный шелковый бант у нее на поясе, ослабил его и скользнул под юбку, между шелком и кожей.
— Что ты делаешь?
Карен робко попыталась его оттолкнуть.
— Почему? — Он прижал ее крепче. — Тебе неприятно?
— Перестань, я не могу. Так нехорошо.
— Это не то, что ты думаешь. Позволь мне кое-что тебе показать.
— У меня был роман, Том, я спала с другим мужчиной, неужели не понятно?
— Я могу с этим жить, пока можешь ты.
