— Не самоуверен, просто уверен. В распоряжении партизан — английские радиопередатчики, у них есть высококвалифицированные радисты и шифровальщики. Но вы не осмелитесь послать важное секретное сообщение по радио. Вам нужен надежный посыльный. Я не вижу иной причины, по которой меня могли бы вызвать в Рим.
— Честно говоря, мне нечего добавить к сказанному, — полковник протянул Петерсену конверт.
— Зашифровано? — спросил тот.
— Разумеется.
— Зашифровано шифром четников?
— Надеюсь.
— Глупо. Как вы думаете, кто изобрел этот шифр?
— Я не думаю, — отозвался полковник, — а знаю. Вы.
— Тем более глупо. Почему бы вам не передать мне сообщение на словах? У меня превосходная память. Больше того. Если партизаны меня перехватят — возможны два одинаково скверных варианта развития событий. Либо я успею уничтожить послание, и оно не достигнет адресата, либо партизаны его дешифруют. Тот идиот, что решил пересылать сообщение в письменном виде, нуждается в услугах психиатра.
Лунц сделал большой глоток коньяка и прополоскал им горло.
— Вы, конечно, знаете генерал-полковника фон Лера? — спросил он.
— Главнокомандующего германскими вооруженными силами на юго-востоке Европы? Конечно. Хотя не встречался с ним лично.
— Возможно, это к лучшему. Не думаю, чтобы генерал отреагировал на ваши слова слишком любезно. Он не особенно церемонится с подчиненными. Вы должны понимать, что несмотря на ваше подданство, генерал фон Лер рассматривает вас как подчиненного. А подвергаете критике вы именно его приказ.
— В таком случае потребуются два психиатра. Один — для фон Лера, другой для того, кто назначил его командующим. Как я догадываюсь, это ваш фюрер.
Полковник Лунц кротко заметил:
— Я стараюсь держать себя в рамках приличий. Обычно это не составляет труда. Не забывайте, перед вами — кадровый германский офицер.
— Я помню об этом, полковник. И вовсе не намереваюсь задеть честь германского офицера. Все ясно: приказ есть приказ. Полагаю, мне не придется лететь в Югославию на самолете?
— Вы удивительно хорошо информированы, майор.
— Не очень. Некоторые ваши коллеги слишком много болтают. Причем в тех местах, где они не имеют права не только болтать, но и вообще находиться. В отличие от некоторых ваших коллег я умею сопоставлять факты. Вы сообщили кое-кому, что самолет, на котором будут отправлены инструкции, партизаны могут легко перехватить. И абсолютно правы. Партизаны способны на все. Они бы забросили за линию фронта группу смертников, и те уничтожили самолет при посадке. В таком случае сообщение, — Петерсен похлопал ладонью по лежавшему на столе конверту, — никогда бы не попало по назначению. Итак, я отправляюсь через Адриатику на катере. Когда?
— Завтра ночью.
— Откуда?
— Из Термоли.
— Что за катер?
— Вы задаете много вопросов, майор.
— Вы бы тоже их задавали, полковник, будь на карту поставлена ваша жизнь. — Петерсен безразлично пожал плечами. — Если условия путешествия меня не удовлетворят, я сделаю все по- своему.
— Вам, по всей вероятности, не впервые придется использовать корабль ваших… гм… союзников. В вашем распоряжении будет итальянский торпедный катер.
— Торпедные катера ревут так, что их слышно километров за двадцать.
— Не привередничайте. Катер причалит в порту Плоче. Город, как известно, находится в руках итальянцев, и даже если вас будет слышно в радиусе пятидесяти километров, ничего страшного не произойдет. У партизан нет авиации, нет военных кораблей, нет радаров — у них нет ничего, что бы могло помешать переправе.
— Да, Адриатика ваша. Хорошо, торпедный катер сойдет.
— Благодарю вас, майор. Чуть не забыл — вы отправитесь в компании.
— Не блефуйте, полковник — вы ничего не забыли, а просто решили порадовать мена напоследок, — Петерсен наполнил рюмки и многозначительно посмотрел на Лунца. — Вам ведь известно, что я люблю путешествовать в одиночестве.
— Знаю, что вы никогда так не поступаете.
— А, Джордже и Алекс… Выходит, вы с ними уже знакомы?
— Трудно их не обнаружить — у них слишком выразительный вид, — усмехнулся Лунц.
— Интересно, какой?
— У них вид наемных убийц.
— Вы правы только наполовину, — усмехнулся и Петерсен. — Они работают не за деньги. Эти двое — мой страховой полис. Они прикрывают мне спину. Представьте, за мной постоянно шпионят какие-то люди.
— Забудьте, майор. Издержки профессии, — полковник Лунц беспечно махнул рукой. — Буду очень признателен, если вы позволите сопровождать вас еще двум людям. Более того, вы окажете мне любезность, если этот эскорт доставите к месту назначения.
— Что это за место?
— То же, что и у вас.
— Кто они?
— Радисты для ваших четников. Могу сказать, что при них будет современная радиоаппаратура.
— И это все, что вы можете сообщить? Этого недостаточно.
— Специалисты экстра-класса. Обучались с единственной целью — присоединиться к общим друзьям. Наши тропинки случайно пересеклись. Что еще вас интересует?
— Мужчина и женщина?
— Да.
— Ничего не получится.
— Почему?
— Объясняю, — промолвил Петерсен. — Я очень занятой человек и не люблю взваливать на себя лишние хлопоты. У меня нет желания выступать в роли приложения к супружеской паре.
— Эти двое брат и сестра. Михаэль и Зарина.
— Югославы?
— Конечно.
— Почему они сами не могут добраться до родины?
— Потому что они отсутствовали там три года. Зарина и Михаэль обучались у англичан, в Каире, — полковник сочувствующе посмотрел на собеседника. — Ваша страна переживает трудные времена, мой друг. Немцы здесь, итальянцы там, повсюду усташи, четники, партизаны. Все перемешалось. А вы, я слышал, превосходно ориентируетесь в этом адском месиве. Как мне говорили, лучше, чем кто-либо…
— В конце-концов, я ничего не теряю, — подумав, сказал Петерсен. — Но сперва, конечно, хотелось бы увидеть их.
— Разумеется. Ничего другого я от вас и не ожидал, — полковник допил коньяк, встал и, посмотрев на часы, промолвил:
— Я вернусь за вами через сорок минут.
— Сейчас, сейчас! — отозвался на стук в дверь Джордже. Этот человек вовсе не был похож на профессионального киллера, как нелицеприятно описал его полковник Лунц. Скорее, он походил на добродушного клоуна. Это был совершенно необъятный человек лет пятидесяти, с пухлым добродушным лицом, увенчанным копной взъерошенных седых волос. Ремень, плотно обтягивающий то место, где у других