по-прежнему выла метель, и порывистый ветер швырял в лица колючий снег, не давая разглядеть что-либо вокруг, но солдаты, казалось, не замечали ничего. Более того, им точно доставляло удовольствие идти в столь экстремальных условиях. Пленники, выстроенные в цепочку и окруженные с обеих сторон конвоем, брели, проваливаясь по колено в снег. Когда лагерь четников остался далеко позади, солдаты по знаку Черны остановились и достали фонарики.
— Здесь нам придется связать вам руки, — заявил Черны.
— Удивляюсь, что вы не сделали этого раньше, — сказал Петерсен. — Но еще больше меня удивляет, что вы хотите сделать это сейчас. Наверное, собираетесь убить всех?
— Объяснитесь.
— Мы находимся в самом начале тропы, ведущей вниз, в ущелье.
— Как вы это узнали?
— Направление ветра со вчерашнего дня не изменилось. У вас есть пони?
— Только для дам. Именно столько требовалось и вчера.
— Вы очень хорошо информированы. А остальным вы намерены связать руки из опасения, что мы сбросим вас в пропасть? Ошибка, капитан Черны, ошибка. Десантник не должен так ошибаться.
— В самом деле?
— Не стоит нас связывать по двум причинам. Во-первых, поверхность тропы неровная и скользкая из-за плотного наста. Если кто-нибудь из нас, будучи связанным по рукам, оступится, то не сможет восстановить равновесие и соскользнет вниз. Вообще, как можно передвигаться по скользкому насту со связанными руками? Это все равно что послать людей на заведомую смерть. Вы должны были об этом догадаться. Во-вторых, на узкой тропе ваши люди пойдут не рядом с пленниками, а в начале и конце процессии. Что могут пленники предпринять в этой ситуации? Разве что добровольно свести счеты с жизнью. Могу заверить вас, ни один из них не собирается этого делать.
— Я не горец, майор Петерсен. Поэтому, пожалуй, соглашусь с вашими доводами.
— У меня еще одна просьба. Если можно, разрешите мне и Джакомо идти рядом с пони. Девушки неуютно чувствуют себя в седле, да еще на высоте.
— А я не хочу, чтобы вы шли со мной рядом! — сама перспектива предстоящего спуска заставляла голос Зарины звучать чуть истерично. — Не хочу!
— Вы слышали? — сухо сказал Черны, — Она не хочет.
— Она не ведает, что говорит. Девушка страдает тяжелой формой вертиго. Подумайте, что я выиграю, если буду ее сопровождать?
— Вроде бы ничего…
Когда кавалькада, готовясь к спуску, выстраивалась на вершине скалы, Джакомо, ведущий пони с восседавшей на нем Лоррейн, проходя мимо Петерсена, шепнул:
— Неплохо исполнено, майор, — и исчез в снежной круговерти. Петерсен задумчиво посмотрел ему вслед.
Спуск при снегопаде и ветре всегда намного труднее, чем подъем. Каждый из его участников в полной мере испытал это на себе. Прошло почти два часа, прежде чем процессия достигла дна ущелья.
— Мы внизу? — это были первые слова Зарины с тех пор, как они покинули плато.
— В целости и сохранности, — отозвался Петерсен.
Девушка глубоко вздохнула.
— Спасибо. Можете отпустить мою лошадь.
— Это пони, — поправил ее майор. — Знаете, я как-то привык к этой малютке.
— Простите, — поспешно сказала Зарина. — Вы меня неправильно поняли. Я не хотела грубить вам… Просто хотела сказать, что вы такой… такой ужасный… и такой добрый… Нет, это я ужасная… А вы…
— Я сделал то, что обязан был сделать.
— Они собираются убить вас?
— Убить? Какие мрачные мысли. Почему они должны убивать меня?
— Вы сами сказали, что генерал Гранелли — злой человек.
— Генерал Гранелли находится в Риме. А вы не думаете о том, что может произойти с вами?
— Нет, не думаю, — голос девушки был угрюмым. — Это меня мало волнует.
— Обычно на этом месте в разговоре ставят точку, — резюмировал Петерсен.
Теперь ветер швырял снег не в лица, а в спины. Вскоре Черны опять подал знак всем остановиться. Он осветил фонарем грузовик, угнанный Петерсеном двое суток назад.
— С вашей стороны, майор, было разумно оставить транспорт в таком подходящем месте.
— Всегда рад помочь союзникам. Но ведь не на нем же вы сюда прикатили?
— Разумеется. — Черны сместил луч фонаря влево. Невдалеке темнел большой армейский фургон. — Полезайте в кузов. А ты, Эдвард, поедешь со мной.
Восемь пленников были усажены на пол возле кабины. Солдаты Черны разместились на боковых скамьях. В свете фонарей тускло поблескивали стволы автоматов. Зарычал мотор, и фургон подбросило на первом ухабе.
Через пять минут он уже выехал на дорогу, вьющуюся вдоль берега Неретвы.
— О! — воскликнул Харрисон. — Как я понимаю, скоро появятся яркие огни Яблоницы?
— Естественно, — откликнулся Петерсен. — Куда же еще может привести эта дорога? Она разветляется сразу за Яблоницей. Но дальше нее, похоже, сегодня мы не поедем. Уже поздно. Даже такие люди, как Черны, нуждаются в отдыхе.
Через короткое время водитель остановил машину и выключил двигатель.
— Но я не вижу никаких ярких огней! — завертел головой Харрисон. — Что задумали эти дьяволы?
— Относительно нас — ничего. Водитель дожидается Черны и Эдварда.
— Зачем? — спросил Джакомо. — У них есть своя машина.
— Думаю, их машина уже в Неретве. Тот парень, который встречал нас вчера, — помните? — Доменик, шофер в солнцезащитных очках, — он мог запомнить не только грузовик, но и его номер. Когда Метровича и Ранковича обнаружат — это, вероятно, пока не произошло, — за Черны может начаться погоня. Я говорю «может», потому что сильно сомневаюсь в этом. Полковник Михайлович вряд ли захочет предавать огласке ненадежность своей системы безопасности. Но Черны, должно быть, просчитывает все варианты.
— Помилуйте, — сказал Джакомо, — если за нашим похищением стоит Киприано, какой смысл Черны уничтожать итальянский грузовик?
— Вы меня огорчаете, Джакомо. Во-первых, мы не знаем наверняка, что за нашим похищением стоит именно Киприано. Во-вторых, если все же это майор, то он постарается замести все следы. Не забывайте, официально итальянцы и четники — союзники, верные друг другу до гроба.
Впереди послышались голоса, хлопнула дверца кабины, и заурчал мотор.
— Похоже на правду, — сказал Джакомо в пространство. — Конечно, жалко грузовичок.
Машина вновь неслась сквозь вьюжную ночь. Пленники тряслись на полу, освещаемые дрожащим светом карманных фонариков. Внезапно Харрисон вскрикнул:
— Наконец-то! Цивилизация! Я не видел городских огней два месяца! Целую вечность!
Он, как обычно, преувеличивал. Промелькнуло несколько туманных огоньков, судя по которым, нельзя было сказать, что машина движется по улицам большого города. Фургон, замедлив ход, свернул на обочину и остановился. Видимо, солдаты знали, куда водитель привел машину. Они выпрыгнули из кузова безо всякой команды, по-прежнему не сводя с пленников ни фонарей, ни стволов автоматов. Вскоре к ним присоединился и Черны.
— Сегодня заночуем здесь, — сказал он.
Покинув фургон, пленники огляделись. Насколько можно было различить сквозь темноту и метель, здание, возле которого они находились, было простым деревенским домом. Отворив дверь, Черны вошел вовнутрь. Солдаты и пленники последовали за ним.
Обстановка в прихожей практически отсутствовала, зато тут их охватило тепло, особенно приятное после метели и стужи, свирепствовавших на улице. В камине, отбрасывая замысловатые блики, тлели угли. Солдатские фонарики были единственным источником света — электричество еще не достигло этой части
