рано или поздно подвезет ее домой.
Она включила музыку – женский голос пел что-то классическое, но довольно тихо, так что это не имело значения. Было меньше книг, чем Резник ожидал увидеть, и они были разбросаны по полу, лежали не очень аккуратными стопками по всей комнате. Круглый столик под окном был завален бумагами, фотокопиями статей, журналами. Кроме двухместного диванчика стояло несколько покрашенных в черный цвет деревянных стульев с обитыми материей сиденьями и спинками. Если и был телевизор, то, как догадывался Резник, он стоял в спальне. Инспектор полагал, что и та должна быть такой же строгой.
Кофе был подан в высоких узких чашках, черных снаружи и белых изнутри.
– Молоко или сахар? Резник покачал головой.
Вивьен села напротив него на диванчик, откинувшись на спинку и вытянув ноги.
– Нет никого, к кому вы должны были бы торопиться? – спросила она.
«Только коты, надрывно мяукающие от жалости к самим себе».
– Нет.
– Не существует ли своего рода ужасной статистики относительно количества полицейских браков, заканчивающихся разводами?
– Есть такая?
По резкости его голоса она могла бы понять, что пошла по неверному пути, но отступление было тактикой, которую она никогда не применяла.
– Вы были женаты?
– Много лет тому назад.
– Достаточно, чтобы иметь детей?
Его лицо сказало все. Не было необходимости в словах, и Резник смотрел на нее через комнату, не произнося ни звука. Он допил кофе и встал. Трудно сказать, был ли он больше зол на нее за все эти вопросы или же на себя самого за то, что так внезапно не сдержался.
– Послушайте, – заявила Вивьен. – Я торчу в классах, аудиториях целыми неделями. Клянусь, это единственный вид разговора, который мне приходится вести. Невольно теряешь практику нормальной беседы.
– Все в порядке, – буркнул Резник. – Вероятно, это полезно для меня – побывать для разнообразия по другую сторону допроса.
– Это действительно выглядело как допрос?
– Почему бы вам просто не забыть об этом? – сказал он, оставив Вивьен стоять с кофейной чашкой в одной руке и блюдцем в другой.
– 40 —
– Я ходила к Моррисонам вчера днем после школы. – Рука Стивена остановилась, не донеся ложку до рта. Джоан была рядом с ним, около его правого плеча, в халате, еще теплая после ванны. – Отца не было, была только мать. Я говорила с ней, сказала, как я и все мы в школе расстроены. Хотя она и не мать в действительности, а мачеха, но тем не менее. – Она прошла к полке, взяла пакет с хлопьями. – Эта молодая женщина в ужасном состоянии. Она не перестает плакать. Кошмар!
Стивен, не поднимая головы, продолжал жевать чернослив.
– Почему бы тебе тоже не побывать там, Стивен…
– Я? Почему я должен?..
– Как будто ты не знал Эмили…
– Я полагаю, что знал, кем она была…
– Я всегда считала, что ты отдаешь ей предпочтение перед другими детьми.
Стивен уставился на нее, перестав есть. Завтрак был забыт.
– Одна из тех, с которыми ты всегда старался поговорить. Конечно, она была хорошенькой девочкой, об этом все говорили. Я хочу сказать, что ты не был единственным человеком, который заметил это.
Стивен подскочил на стуле. «Что она хочет этим сказать, что это за игра? Сидит там с полной тарелкой и болтает все, что приходит в голову?»
– Тебе следует пойти, Стивен. Почему бы не сегодня утром? Я должна буду сделать некоторые покупки, а ты мог бы в это время съездить. Если ты не хочешь брать машину, сходи пешком. Это недалеко, по другую сторону Грегори-стрит.
От неожиданности Стивен, махнув рукой, случайно опрокинул свою тарелку, разбросав по столу, покрытому пластиком, косточки от слив и разлив сок. Ложна покатилась по линолеуму.
– Дом, в котором живут Моррисоны, очень приличный, с садиками впереди и сзади. Собственно, за домом даже не садик, а лужайка. Я полагаю, что, когда родители работают, у них не остается много времени на то, чтобы посадить там кусты или деревья. И, кроме того, это прекрасное место для игр. – Она промокнула уголки рта бумажной салфеткой. – Ты так не думаешь, Стивен?
Стивен пустил воду в раковину и перебирал пальцами ложки, вилки, ножи. Капельки пота сбегали с его бровей в уголки глаз.
– Место для игр у Эмили гораздо лучше, чем любое из тех, где вынуждены играть бедные малыши. Кроме, конечно, площадок для игр. Я всегда удивлялась – а ты, Стивен? – что может вырасти из детей, запрятанных в квартирах высоких домов и имеющих в своем распоряжении в лучшем случае балкон, на котором можно побегать. Балкон и, я полагаю, лестницы.
