право праздновать свой день рождения два раза в год. Кстати, а как там Роулингс, Забрински и те, с «Зебры», — им ничего не угрожает?
— Пару дней они продержатся наверняка, — ответил Хансен. — Пока с ними все в порядке. Хотя холод там стоит собачий и доброй половине из них необходимо лечение, они, думаю, выдюжат.
— Прекрасно. Все хорошо, что хорошо кончается. Наша полынья перестала смерзаться полчаса назад, но теперь это уже все равно — мы можем спокойно погружаться. Правда, не сию минуту: мы узнали, почему сломался эхоледомер — предстоит чертовски сложная и тонкая работа, так что пару-тройку часов придется повозиться. Отремонтируем — двинемся дальше. В нашем положении исправность приборов значит куда больше, чем мастерство команды: ведь нам надо всплыть в строго заданном месте. Тем более, время нас уже не поджимает. С исправленным эхоледомером мы тщательно обследуем лед в окрестностях «Зебры», найдем место, где он тоньше, выпустим торпеду и спокойно всплывем, без лишних проблем. Если толщина льда будет четыре-пять футов, сделать это будет несложно.
— Да, это уж точно, — согласился Хансен. Он уже допил свое снадобье — крепчайший «бурбон», — тяжело встал и потянулся. — Итак, снова за работу. А сколько у нас торпед в исправном состоянии?
— Не меньше четырех.
— Капитан, я хоть сейчас готов пойти и помочь малышу Миллзу их зарядить.
— Не спешите, — мягко остановил его Свенсон. — Лучше взгляните на себя в зеркало. У вас едва ли хватит сил, чтобы зарядить духовое ружье, куда уж там торпедный аппарат. Вы же вернулись не с воскресной прогулки, не так ли? Для начала, Джон, выспитесь-ка хорошенько, а уж там поглядим.
Хансен не стал спорить. Говоря откровенно, я и представить себе не мог, чтобы кто-то дерзнул вступить в спор с капитаном Свенсоном. Старпом направился к двери и, обернувшись, спросил:
— Пошли, док?
— Сейчас приду. Приятных сновидений.
— Угу, спасибо, док, — легонько хлопнув меня по плечу, проговорил он и улыбнулся воспаленными, уставшими глазами. — Спасибо за все. Всем спокойной ночи.
Когда он ушел, Свенсон спросил меня:
— Ну как, туговато вам пришлось, да?
— Если честно, я не советовал бы дамам отправляться на подобные прогулки.
— Похоже, лейтенант Хансен перед вами в долгу, — внезапно перевел он разговор на другую тему.
— В долгу, говорите? Такие, как Хансен, встречаются нечасто. Вам чертовски повезло со старпомом.
— Знаю, — проговорил он и после короткого раздумья бесстрастно прибавил: — Обещаю больше никогда не касаться этой темы… Ладно, доктор, простите меня, ради Бога.
Я посмотрел на Свенсона и медленно кивнул. Я знал, что он на самом деле имел в виду. Знал я и то, что ему нужно было это сказать. Но что можно ответить на такие слова? И я сказал:
— Вместе с ним погибли еще шестеро, капитан.
Свенсон снова призадумался. Потом спросил:
— Как вы считаете, мы должны… взять тела погибших с собой, в Англию?
— Плесните мне еще каплю «бурбона», капитан. Единственное, чего, признаться, мне не доставало последние несколько часов, так это вашего чудесного лекарства.
Я подождал, пока он наполнит мой стакан, после чего продолжал:
— Думаю, нам не придется везти их с собой в Англию. Они не просто мертвецы — это груда трупов, обезображенных до неузнаваемости. Пусть уж лучше останутся здесь.
У капитана словно гора свалилась с плеч. Выждав немного, он наконец сказал:
— А как со всеми этими системами обнаружения русских ракет? Они тоже сгорели?
— Понятия не имею — не проверял, — только и ответил я.
Скоро он сам убедится, что ничего подобного на «Зебре» отродясь не было. Я даже не мог себе представить, что скажет капитан, когда узнает, что вся эта история — чистая сказка, которую я сочинил в Холи-Лохе, чтобы обвести вокруг пальца не только его, но и адмирала Гарви. Но теперь мне было решительно все равно. Сейчас мне не было дела ровным счетом ни до чего. Я вдруг почувствовал себя смертельно уставшим, хотя спать мне не хотелось. В конце концов я заставил себя подняться на отяжелевшие ноги и, пожелав капитану доброй ночи, оставил его.
Когда я вошел в каюту Хансена, тот уже спал без задних ног, бросив одежду где попало. Убедившись, что он действительно спит как убитый, я разделся, повесил амуницию на вешалку, а манлихер спрятал в чемодан. Потом забрался в койку и попробовал уснуть, однако сон не шел ко мне. Его как рукой сняло, несмотря на то, что я здорово устал, как никогда в жизни.
Слишком много тяжких мыслей кружилось в моей бедной голове — все настолько перепуталось, что я никак не мог заснуть, как ни старался. Я встал, надел рубашку, штаны и в таком виде направился на центральный пост. Я провел там весь остаток ночи, расхаживая из угла в угол и наблюдая, как два техника разбирали и собирали хитроумные механизмы эхоледомера, затем я принялся читать поздравительные радиограммы, продолжавшие поступать из разных концов света, потом мы разговаривали с вахтенным офицером о том да о сем и пили кофе — кружку за кружкой, — который варили тут же, на месте. Так, незаметно, пролетела ночь, а когда наступило утро, я ощутил себя свежим и бодрым, несмотря на то, что за всю ночь не сомкнул глаз ни на минуту.
За завтраком в кают-компании настроение у всех было приподнятое. Офицеры знали, что команда потрудилась на славу, и весь мир по достоинству оценил мужество и отвагу американских подводников. И офицеры, и матросы понимали, что самое страшное уже позади и плавание скоро должно закончиться. Никто из них ни на миг не сомневался, что Свенсон пробьется сквозь ледовую толщу, и «Дельфин» всплывет на поверхность точно в заданном месте.
— Сегодня мы обойдемся без добавки кофе, — объявил Свенсон. — Люди на «Зебре» ждут нашей помощи, и мы не можем терять здесь ни минуты. Уверен, мы спасем всех до одного человека, однако сейчас их положение критическое — главным образом, из-за жестокого холода. Эхоледомер починят через час — во всяком случае, я на это очень надеюсь. Так что скоро пойдем на погружение, а эхоледомер проверим в действии на глубине. Потом заряжаем торпедные аппараты — двух торпед, думаю, будет достаточно. И берем прямой курс на «Зебру».
Через двадцать минут «Дельфин» уже был там, где ему и следовало быть — на семидесяти футов ой глубине ниже уровня моря, а точнее, ледяной шапки. А еще через десять минут, наскоро проверив исправность навигационных систем и сверив наше положение по штурманской карте, мы наконец легли на заданный курс. Эхоледомер снова был в полном порядке — он, как и прежде, со скрупулезной точностью вычерчивал изогнутые линии хребтов и долин на донной поверхности ледяной шапки. И капитан Свенсон удовлетворенно качал головой.
— Так, пора, — кивнул он Хансену и Миллзу, командиру торпедного расчета. — Пора заряжать. Не желаете ли составить им компанию, доктор Карпентер? Или, может быть, вы знаете, как заряжаются торпедные аппараты?
— Признаться, я никогда раньше этого не видел, — ответил я. — И мне было бы очень интересно взглянуть, как это делается.
О членах команды Свенсон заботился так же, как и о своем любимом детище — «Дельфине». Поэтому офицеры и матросы, все до одного, безгранично верили в него. Капитан знал — или, по крайней мере, догадывался, — что я еще не оправился после потрясения, вызванного гибелью моего брата и что у меня хватало и других хлопот. Наверняка знал он и то, — хотя ни разу не обмолвился со мной об этом, — что я так и не сомкнул глаз и всю ночь проторчал на центральном посту. Свенсон понимал, что сейчас мне необходимо отвлечься от горьких мыслей — хотя бы на короткое время. Молча оценив внимание капитана по отношению ко мне, я отправился следом за Хансеном и Миллзом. Лейтенант Миллз был чем-то похож на штурмана Рэберна: их обоих, скорее, можно было принять за выпускников колледжа, нежели за видавших виды офицеров-подводников.
Хансен остановился у какого-то пульта с лампочками и стал их внимательно изучать. Он всю ночь проспал как убитый, и сон явно пошел ему на пользу: глаза его глядели весело и бодро, и только порезы на щеках и подбородке напоминали о наших недавних приключениях, когда мы боролись с ледяным штормом.
