нужна отчаянная храбрость, чтобы влезть на эту лестницу, чтобы совершить этот изнурительный подъем, который может только присниться в кошмарном сне. Я даже не подумал о том, что отчаянная храбрость этой девушки вселила в меня надежду. Я испытывал только горечь, возмущение и отчаяние, но самым сильным было ощущение, что мир навсегда потерян для Мэри Рутвен.
– Иди, иди, – снова крикнул Лэрри.
– Идти, чтобы ты сбросил меня в море? Нет.
– Повернись.
– Чтобы ты ударил меня пистолетом и меня нашли на палубе внизу, и при этом никто бы не догадался, что это твоих рук дело? – Мэри была уже на полпути ко мне. – Нет, я не повернусь, Лэрри. Освети фонарем мое левое плечо.
Вспыхнул свет фонарика, и я снова услышал его безумное хихиканье.
– Значит, я все же попал в тебя, Тальбот?
– Да. Ты попал в меня. – Теперь Мэри оказалась сзади него, но ветер был настолько сильным, что заглушил бы ее любое неосторожное движение. Уголком глаза я следил за ней и теперь через плечо Лэрри посмотрел на нее в упор. Глаза мои широко раскрылись, и в них вспыхнула надежда.
– Попробуй схватить меня, коп, – хихикал Лэрри. – Вторично тебе уже не удастся схватить меня.
Вцепись руками в его шею или ноги, молился я. Или набрось ему на голову пальто. Но только не приближайся к его руке, в которой зажат пистолет.
Она решила вырвать у него пистолет. Она обошла его справа, и я ясно услышал шлепок, когда ее рука схватила его за запястье правой руки. В течение какой-то секунды Лэрри оставался неподвижным. Если бы он прыгнул, постарался бы вырваться или сделал хотя бы одно движение, я бы бросился на него с быстротой и сокрушительностью экспресса, но он стоял, не двигаясь: шок на время ошеломил его. Он словно окаменел. Неожиданность превратила в камень его руку, держащую пистолет, все еще в упор направленный на меня.
Пистолет все еще был направлен мне в сердце, когда он левой рукой вцепился в правую руку Мэри, так и не выпустившей его руки. Рывок вверх левой рукой, рывок вниз правой, и его рука с пистолетом вырвалась из руки Мэри. Он слева слегка придвинулся к ней, резко рванул ее на себя сантиметров на тридцать, прижал ее к расположенным справа стеллажам, где лежали трубы для буров, и начал выкручивать ей руку. Теперь он знал, кто помешал ему свести счеты со мной, и его зубы снова по-волчьи оскалились в усмешке, а черные, как угли, глаза и пистолет были все время направлены на меня.
В течение пяти или десяти секунд они стояли там, замерев в напряженных позах. Страх и отчаяние придали девушке такую силу, которой у нее никогда не было в нормальных условиях. Но Лэрри тоже был в отчаянном положении и заставил себя найти неведомые ему самому ресурсы сил. У Мэри вырвалось приглушенное рыдание и почти одновременно крик боли и отчаяния. Она упала на колени перед Лэрри, потом она упала на бок, а Лэрри все еще сжимал ее запястье. Теперь я не видел ее лица. Я видел только ее поблескивающие волосы, освещенные слабым светом лампы. Свет не касался ее лежащего на металлической решетке тела. Я видел безумие на лице стоящего напротив меня Лэрри. Свет из ниши, находящейся в нескольких метрах, освещал его сзади. Я выдернул из решетки каблук правой ноги и стал вытаскивать из ботинка ногу, помогая себе левой ногой. Это был не очень большой шанс, но все же…
– Иди же сюда, коп, – деревянным голосом проговорил Лэрри, – иди сюда, или я снова начну выкручивать руку твоей подружке. Тогда тебе ничего не останется, как помахать ей рукой на прощанье, – он действительно хотел убить ее, он должен был убить ее: она слишком много знала.
Я приблизился к нему еще на два шага. Мне уже удалось вытащить пятку из правого ботинка. Он с размаху ударил меня рукояткой кольта по зубам. Я почувствовал, как сломался зуб, почувствовал соленый вкус крови из глубокой раны изнутри верхней губы. Отодвинувшись, я сплюнул кровь, и он с силой уперся пистолетом мне в горло.
– Струсил, коп? – тихо сказал он. Говорил почти шепотом, но этот шепот был отчетливо слышен даже сквозь завывание ветра. Видно, и вправду чувствительность людей, стоящих на пороге смерти, обостряется в несколько раз. А я стоял на пороге смерти.
Да, меня объял ужас. Он проник в самую глубину моего существа. Такого ужаса я еще никогда не испытывал. В плече появилась резкая боль. К горлу подступила тошнота. Этот проклятый пистолет, впившийся мне в горло, вызывал наплывающие приступы тошноты, следующие один за другим. Стараясь не терять равновесия, я пытался целиком вытащить правую ногу из ботинка, но большой палец зацепился за его язычок.
– Ты не сделаешь этого, Лэрри, – прокаркал я. Давление пистолета на гортань причиняло мучительную боль. Другой стороной пистолет больно вонзился мне в подбородок. – Если ты убьешь меня, им не видать этого сокровища, как своих ушей.
– Не смеши меня, – его действительно сотрясал ужасный безумный смех. – Ты слышишь, коп, как я смеюсь. Мне ведь все равно не видать ни гроша из этого сокровища. Наркоман Лэрри не получит ни гроша. Белый порошок это все, что старик когда-либо давал своему любимому сыну.
– Это Вилэнд? – мне надо было бы давным-давно понять, что Вилэнд его отец.
– Он мой отец. Будь он проклят, – пистолет уткнулся мне в пах. – Прощай, коп!
Моя правая нога плавно и быстро вытянулась вперед, но в темноте Лэрри не увидел этого.
– Я передам ему твой прощальный привет, – сказал я и еще не успел окончить фразу, как ботинок с силой врезался в рифленое железо будки.
Лэрри резко повернул голову, чтобы, посмотрев через правое плечо, установить этот новый источник опасности и угрозы. В считанную долю секунды перед тем, как он начал поворачивать голову обратно, его левая скула была открыта для моего удара. Точно так же несколькими минутами раньше была открыта для удара щека оператора в радиорубке.
Я ударил его. Ударил с такой силой, словно он был спутником, и я посылал его в космический полет на лунную орбиту. Я ударил его с такой силой, словно жизнь всех живущих на земле зависела от мощи этого удара. Я ударил его так, как никогда никого не ударял в жизни, и нанося этот сокрушительный удар, знал, что никогда никого не смогу ударить с такой силой впредь.
Послышался сухой, глухой треск. Кольт выпал из руки Лэрри и ударился о решетку у моих ног. В течение двух-трех секунд казалось, что Лэрри, не потеряв равновесия, как ни в чем не бывало стоит на ногах. Затем с неправдоподобной замедленностью и неотвратимой безысходностью, словно обрушившаяся фабричная труба, он стал падать в пространство.
Не было исполненного ужаса крика, не было отчаянных взмахов рук и ног при падении Лэрри с высоты более тридцати метров на стальную палубу. Лэрри был мертв еще до того, как начал падать. У него были сломаны шейные позвонки.
Глава 11
Через восемь минут после того, как умер Лэрри, и ровно через двадцать минут после того, как я ушел, оставив Кеннеди и Ройяла, я снова вернулся в эту комнату, предварительно поспешно постучав в дверь. Дверь открылась, и я быстро проскользнул внутрь. Кеннеди тут же снова запер ее на ключ. Я посмотрел на Ройяла, который в неестественной позе без сознания лежал на палубе.
– Как обстоят дела с нашим пациентом? – осведомился я у Кеннеди. Дыхание мое было учащенным: напряжение последних двадцати минут и тот факт, что всю дорогу назад я проделал бегом, никоим образом не способствовали тому, чтобы дыхание вошло в норму.
– Пациент отдыхает, – усмехнулся Кеннеди. – Пришлось дать ему еще одну порцию успокаивающего. – Кеннеди посмотрел на меня, и улыбка медленно исчезла с его лица: он увидел кровь, текущую тонкой струйкой из моего разбитого рта, и дырку в плаще от выстрела в плечо.
– Вы плохо выглядите, Тальбот. Вы ранены. У вас неприятности?
Я кивнул.
– Теперь неприятности окончились и все взято под контроль, – я старался как можно быстрее скинуть брезентовый плащ, так как плечо ужасно болело, что мне, естественно, совсем не нравилось.
