рассерженная, прошла мимо Осборна и вышла.
Дом в Хэмпстеде был построен в позднегеоргианском стиле и стоял на двух акрах земли, огороженных высокими стенами с металлическими воротами, которые открыл человек в фуражке с козырьком и голубой форме. Табличка на воротах гласила: «Частная лечебница Роузден». Женевьева не могла разглядеть сад, потому что было темно. Когда Крэйг вел ее по лестнице к входной двери, ему пришлось зажечь фонарик, там он дернул за старомодную цепь, привязанную к колокольчику.
Она услышала приближающиеся шаги. Загрохотала цепь, потом послышался звук отодвигаемой щеколды. Открылась дверь. Перед ними стоял молодой пышноволосый человек в белом халате. Он отступил назад, и Крэйг, не говоря ни слова, повел ее в дом.
Холл был тускло освещен, стены его были выкрашены в кремовый цвет, пол выложен полированными деревянными плитами, всюду чувствовался странный запах антисептиков, который напомнил ей больничную палату. Молодой человек старательно закрыл дверь на щеколду и накинул цепь. Когда он повернулся и заговорил, голос его оказался таким же бесцветным, как и лицо.
— Герр доктор Баум будет в вашем распоряжении через минуту. Пойдемте со мной, пожалуйста.
Он открыл дверь в конце холла, жестом приглашая их пройти, и закрыл ее без единого слова. Помещение было похоже на прихожую зубного врача — убогие стулья, несколько журналов на столике. Было холодно несмотря на электрические батареи. Что-то странное происходило с Крэйгом Осборном, она чувствовала это, он был обеспокоен и напряжен. Закурив, он подошел к светомаскировочным шторам и задернул их.
— Герр доктор Баум, — сказала она. — Немец, я полагаю?
— Нет, австриец.
Дверь открылась. Вошел человек маленького роста, лысеющий, в белом докторском халате, со стетоскопом на шее. Его одежда висела на нем, будто он сбросил вес.
— Здравствуйте, Баум, — сказал Крэйг Осборн. — Это мисс Треванс.
В его маленьких и беспокойных глазах вдруг появилась та самая тень страха, которую она уже видела у Рене и отца. Он облизал сухие губы и улыбнулся кривой, испугавшей ее улыбкой.
— Фрейлейн. — Он поклонился и протянул ей влажную руку.
— Мне нужно позвонить, — сказал Крэйг. — Я вернусь через минуту.
Дверь за ним закрылась, и наступила тишина. Баум так сильно потел, что все время вытирал платком лоб.
— Майор Осборн сказал мне, что у вас есть какие-то вещи, принадлежавшие моей сестре.
— Да, верно. — Его улыбка стала еще более неприятной. — И когда он вернется… — Он замолчал, в растерянности попытался начать разговор снова: — Можно вас угостить чем-нибудь? Может быть, шерри? — Он уже был возле шкафа в углу, потом вернулся с бутылкой в одной руке и со стаканом в другой. — Не самого лучшего сорта, правда. Как и многое другое теперь.
На полке стояла фотография в черной рамке, с которой мягко улыбалась девушка лет шестнадцати. Она была красива мягкой, прозрачной красотой.
Женевьева инстинктивно догадалась:
— Ваша дочь?
— Да.
— Она школьница?
— Нет, мисс Треванс. Она умерла. — Печальный тихий голос Баума отозвался в ее ушах словно эхо, и в комнате вдруг стало по-настоящему холодно.
— Гестапо, Вена, 1939 год. Видите ли, мисс Треванс, я австрийский еврей. Один из тех счастливчиков, которым удалось уйти.
— А теперь?
— Делаю что могу против ее убийц.
Его голос был мягок и очень спокоен, но глаза выдавали страдание.
— Мы жертвы. — Она где-то прочла это и теперь вспомнила молодого летчика-истребителя Люфтваффе, которого они несли в палату «скорой помощи» в госпитале св. Варфоломея, тяжело обожженного и буквально разорванного на куски. Лицо у него было чистое, нетронутое, волосы густые и очень красивые. Он выглядел точь-в-точь как тот шестиклассник, в которого она влюбилась в шестнадцать лет еще в школе. Просто обычный красивый мальчик, который продолжал улыбаться несмотря на боль, держа ее руку, и так и умер, улыбаясь. Дверь открылась и вошел Крэйг.
— О'кей, все в порядке. Можете начинать. Я подожду вас здесь.
— Я не понимаю… — Баум выглядел очень взволнованным. — Я думал, что вы сами займетесь всем этим?
На лице Крэйга отразилось усталое презрение. Он поднял вверх руку, как если бы хотел оборвать разговор.
— Ладно, Баум, черт с вами.
Он открыл дверь и отстранился, пропуская Женевьеву.
— Послушайте, что за игру вы со мной затеяли? — спросила она требовательно.
— Мне кажется, вам следует кое-что увидеть.
— Что именно?
— Пойдемте, — сказал он печально. — Я провожу вас. Он вышел, и она неохотно последовала за ним.
Он открыл дверь в конце холла, и они спустились вниз по темной лестнице, попав в длинный коридор, кирпичные стены которого были выкрашены в белый цвет. По обеим сторонам коридора тянулись двери. Там, где коридор сворачивал за угол, она увидела мужчину, который сидел на стуле и читал книгу. Ему было лет около пятидесяти, мощного телосложения, с перебитым носом и сединой в волосах, в таком же длинном белом халате, как на парне, который впустил их в дом. Из-за дверей слышались мерные удары. Когда они дошли до конца коридора, этот звук стал невыносимо громким. Человек на стуле на секунду поднял голову, потом вернулся к чтению.
— Он совершенно глухой, — сказал Крэйг. — Ему нужно быть глухим.
Он остановился у металлической двери. Удары прекратились, и стало совершенно тихо. Крэйг сдвинул маленькую панель, заглянул внутрь и посторонился. Он не произнес ни единого слова, но Женевьева двинулась вперед, словно загипнотизированная.
Ни разу в жизни еще она не ощущала такого отвратительного запаха, который висел в комнате за решеткой. На потолке был светильник, но освещение оставляло желать лучшего. Она разглядела маленькую кровать без одеяла и эмалированное помойное ведро. И вдруг движение, почти незаметное для глаза, привлекло ее внимание.
В куче тряпья, сваленного в дальнем углу, копошилось нечто. Невозможно было понять, мужчина это или женщина. Существо издало жалобный стон и поползло на стену. Женевьева застыла, не в силах сдвинуться с места, в ужасе от увиденного. Будто почувствовав, что за ним наблюдают, существо медленно подняло лицо, и Женевьева замерла, увидев свое собственное лицо — изломанное, изуродованное, будто отраженное в одном из кривых зеркал комнаты смеха.
Она была не в силах даже закричать, страх парализовал ее. Казалось, они приросли друг к другу взглядами, это изломанное нечто и Женевьева, но вот сквозь решетку просунулись скрюченные, словно клешни, пальцы. Женевьеве казалось, что ее ноги приросли к полу. Крэйг потянул ее назад, задвинув окошко резким ударом руки, отсекая от них высокий и резкий звериный визг.
И тогда Женевьева ударила Крэйга по лицу изо всех сил наотмашь. Раз, другой… потом он схватил ее руки, удерживая на расстоянии.
— Все в порядке, — сказал он спокойно. — Мы уходим. Человек на стуле поднял голову, улыбнулся и кивнул.
Глухие удары за их спиной раздавались теперь с неистовой силой, и, пока они шли по коридору, единственным, что удерживало ее от падения, была рука Крэйга Осборна.
Он налил ей бренди, и она села возле камина, дрожа крупной дрожью, вцепившись в стакан, как в последнее прибежище. Баум прятался у нее за спиной.
— Она оставила машину на станции, как было условлено, — начал Крэйг. — Рене ушел к маки. Ваша
