какое-то свое понимание жизни, наивное и сентиментальное, присущее скорее героиням романов восемнадцатого века. Но теперь это уже не казалось ему столь важным, как в ту пору.
– Какая она?
– Не от мира сего, чопорная, просто профессорского вида.
Трудно описывать внешний вид женщины из романов восемнадцатого века.
Какая же она? Страстная, когда не напускала на себя заумный вид; заумная, когда хотела походить на страстную. Потом она окончательно вошла в роль и перенеслась на два века назад.
– Вы любили ее?
– Когда-то, думается, любил.
Он сильно сомневался, что сдержанность среднего Запада может сравниться с широтой русской любви. Вряд ли можно даже пытаться их сравнивать.
– А сейчас вы кого-нибудь любите?
– Нет («Только раз бывает в жизни…»). Нет, пока нет. Была в прошлом Мэллори. Она приезжала к нему в Москву на месяц, а не выдерживала и недели. Пожив чуть-чуть в лагере социализма, она никак не могла примирить свои убеждения с реалиями московской действительности.
Тепло Алининого плеча передалось и ему.
– Ну, а что мы теперь будем делать? – спросила она.
– Ну что же… нам выпала неплохая возможность немного подурачиться.
– Нет, не то. Я имею в виду рассказ Юрия. Вы что, и вправду готовы отвалить ему миллион долларов?
– Черт побери, откуда я знаю! Вы же понимаете, что это не мое дело. Поди догадайся, сколько заплатит ЦРУ за такую информацию, если они сочтут ее стоящей? А вообще-то, ваш брат прав: надо сделать все, чтобы ядерное оружие не попало в плохие руки.
– А вот насчет немного подурачиться – что это такое?
– Извините, не понял?
– Я хочу знать, что значит «немного подурачиться»? Вы говорите как-то не по-русски.
– Ну что ж, это значит… получать удовольствие от общения с другим человеком.
– Как же?
– Ну вот, например, я своим плечом касаюсь вашего. Пока он пояснял, она отодвинулась от него.
– А вы и не заметили?
– Заметила. Но думала о другом, – она опять прижалась к нему. – Это и есть «подурачиться»?
– Не совсем так. Это лишь начало.
– А что потом?
– А то, что ваша мама наказывала вам никогда не делать.
– А-а.
– Не хотите ли попробовать? Лишь ради укрепления международного сотрудничества, разумеется.
– Да, хорошо бы. Ради международного сотрудничества.
– Ну, разумеется. Тогда повернитесь сюда.
Она повернулась к нему. Ее лицо было близко-близко. Глаза ее потемнели и расширились.
– Так все и начинается?
– Да, все начинается так, – и он нежно поцеловал ее.
Она раздвинула губы, и он ощутил, как ее язык коснулся его губ и продвинулся глубже. Она крепко обняла его.
А соловей в это время заливался вовсю. Он пел какую-то печальную песню и тут же переходил на веселую. Мартин подумал, что он будет петь долго-долго.
Ее теплые груди прижимались к его груди. Одну грудь он взял в руку, но она отодвинулась. Тогда он неуклюже попытался расстегнуть на ней блузку, но левой рукой не справился, а правая была в гипсе. Она поцеловала его забинтованную руку и сама помогла расстегнуть пуговицы. На полоске бюстгальтера между грудями у нее был пришит матерчатый цветочек, и он прикоснулся к нему губами. Затем он расстегнул бюстгальтер и снял его, а она расстегнула блузку до конца, и он почувствовал, как она прильнула к нему. Она прижала свои груди к его телу и стала медленно водить ими по его животу, а он целовал ее и не мог оторваться.
– Это и есть «подурачиться»? – тихо спросила она, прижимаясь губами к его уху.
– А разве твоя мама не наказывала тебе никогда этого не делать?
– Вот этого-то как рал не наказывала.
– У тебя довольно свободомыслящая мама.
– Мне кажется, она и представить себе не могла, что я сейчас вытворяю. Американских обычаев она не знала. Какие же они нежные, эти американцы!
