пытавшихся удержать его за ноги. Алина еле оттащила его, вырвав из их хватких пальцев.
– Бежим! – скомандовала она.
Только промчавшись полквартала, они оглянулись назад. Вся четверка по-прежнему лежала вповалку. Алина тащила Мартина, не давая ему даже передохнуть. Адреналин в его крови убывал, все тело мелко дрожало изнутри.
– Ну ты и вывалялся же! – заметила она.
Посмотрев на себя, он обнаружил, что пиджак и рубашка на нем запачканы кровью, хлынувшей из носа первого парня, а сам он весь в грязи и пыли с пешеходной дорожки. Правая кисть сильно болела и стала опухать.
– Кажется, я сломал что-то, – сказал он, поддерживая кисть и сгибая и разгибая пальцы. Острая боль пронзила руку.
– Вам нужно почиститься. Пошли ко мне.
– Наверное, многие сделали бы что угодно, лишь бы получить от вас такое приглашение.
– Извините. Я что-то не поняла.
– Извините, что говорю непонятно.
Ее квартира находилась на четвертом этаже жилого дома по Якорной улице, начинающейся от Нагатинской. Эта узенькая улочка с разбитым асфальтовым покрытием, без сточных канав протянулась вдоль реки. По обеим сторонам улицы стояли в ряд точно такие же жилые дома, и в дождливую погоду между ними блестели лужицы. Рядом с домами росли тополя, пух которых сопровождал ясные майские дни настоящим снегопадом. Сейчас же, в этот спокойный вечер, пух лежал кучками на голой и пыльной земле и на асфальте, подобно последним пятнам ушедшей снежной зимы.
В подъезде бетонные стены и лестницы еще носили следы краски, которой прошлись по ним перед самым заселением. С тех пор их не красили ни разу, о чем говорили многочисленные пятна на стенах.
Мартин с Алиной медленно поднимались по лестнице в темноте: на каждом этаже укреплены осветительные лампы, но они не горели.
В темноте она достала ключ. На ощупь дверь оказалась мягкой – когда Алина включила свет в прихожей, он заметил, что она обита дерматином.
– Вешайте сюда пиджак и галстук.
В стенке прихожей была укреплена вешалка с дюжиной деревянных крючков. На большинстве висели пиджаки и куртки разных фасонов. Она сняла один, освободив место для вещей Мартина.
– Можете надеть эти тапочки.
Тапочки – мужские, связанные из шерсти, оказались ему чуть великоваты. Он никак не мог привыкнуть к русскому обычаю менять обувь на тапочки при входе в квартиру.
– Видно, вы готовы предложить гостям любой размер, – заметил Мартин.
– Эти моего мужа. Они пока еще здесь.
– Как я понял, вашего мужа сейчас нет?
– Да, мы в разводе.
– А-а.
Окинув Мартина критическим взглядом, Алина наконец сказала:
– Не думаю, что смогу отчистить вас. Слишком много работы.
– В следующий раз я постараюсь драться не пачкаясь. Она рассмеялась.
– Могу предложить вам плащ, чтобы добраться до дома.
– Большой? Я ношу плащ только в теплые вечера. Я буду в нем выглядеть как московский флэшер.
– А что это такое – флэшер?
– Нудист, голый – в чем мать родила.
И он сделал движение руками, будто распахнул плащ и показал голое тело и тут же запахнул. Она опять улыбнулась и сказала:
– Вам надо подержать кисть в холодной воде – она опухает. Идите на кухню и подержите ее в воде. А я смою кровь с рубашки, а потом приготовлю чай. Снимайте рубашку.
– Да нет необходимости.
– Очень трудно замывать кровь на рубашке, не снимая ее.
– Я имею в виду, что вам нет необходимости замывать ее.
– Но вы же не хотите привлечь к себе внимание в метро.
– Если я надену сверху плащ, никто ничего не заметит.
– Вы что, стесняетесь меня?
После этих слов он наконец снял рубашку и протянул ей. С рубашкой в руке она скрылась за боковой дверью. Он услышал шум воды. Вскоре она позвала:
– А теперь полечим вашу руку. Идите сюда. Мартин прошел в комнату, оказавшуюся спальней. В ней стояла двуспальная кровать, два стула, повсюду стояли и лежали холсты, натянутые на подрамники. Все они были расписаны, но что там нарисовано – разобрать нельзя из-за слабого вечернего света.
