— ахнули…
— Что же конкретно на совещании будем решать?
— Там и узнаешь.
— Ох и мастер ты, Юрий Павлович, поиграть на любопытстве!
— Ничего, потерпишь. Это тебе в отместку за то, что не дал мне сегодня отоспаться.
…Совещание началось в кабинете Милосердова ровно в девять часов по местному времени. В нем участвовали заведующие всеми отделами и лабораториями, главный физик базы Дерюгин, капитан корабля Виктор Владович Верейкис, парторг экспедиции Виталий Макарович Прокопенко. Всего собралось 23 человека.
Милосердов оглядел аудиторию, проверяя, все ли на месте, и объявил:
— Слово имеет академик Пушков Юрий Павлович. Пушков подошел с указкой к стене, где висела карта, и начал свое выступление:
— Тему нашего совещания можно назвать так: влияние Возмущения на Гольфстрим и как с этим бороться…
Ученые, сидевшие за длинным столом, зашептались, наклоняя головы друг к другу.
— Попрошу внимания, обсуждать будем потом, — успокоил их Пушков и продолжал: — Итак, освежим в памяти то, что нам известно о Гольфстриме. Течение выходит из Мексиканского залива через Флоридский пролив. Здесь, у пуповины, глубина его около 700 метров, ширина 75 километров. Причина зарождения течения пока до конца не ясна. Возьмем за основу самое общепризнанное мнение, что из залива выходит вода, нагнанная туда пассатами и экваториальными течениями. У мыса Хаттерас ширина Гольфстрима достигает уже 110–120 километров. Возле Ньюфаундлендской банки, то бишь отмели, Гольфстрим поворачивает к берегам Западной Европы. Там его рукава обогревают Пиринейский полуостров, Скандинавию, Исландию, Великобританию… Отголоски Гольфстрима обнаружены даже у Северного полюса на глубинах 200–800 метров. Сказанное, разумеется, лишь эскизный портрет. Добавим к нему еще один существенный штрих: на пути от Флориды до мыса Хаттерас Гольфстрим значительно пополняется водой. У мыса течение проносит 150 миллионов тонн воды в секунду, или в пять раз больше, чем во Флоридском проливе. Откуда эта добавка? Каков механизм ее пополнения? Тоже много разных мнений… Но не они нас сейчас интересуют. Дело в том, что в настоящее время у мыса Хаттерас Гольфстрим проносит не 150, а 115 миллионов тонн воды в секунду. Это не намного уменьшило приток тепла к европейским берегам, но достаточно, чтобы вызвать погодные колебания. Как я уже сообщил ранее Сергею Петровичу Милосердову, недавно доказано, что истощение Гольфстрима и существование воронки-водоворота взаимосвязаны. Проведены соответствующие консультации правительств ряда стран в Организации Объединенных Наций. Я сам был участником этих встреч в Нью-Йорке, потому и добирался к вам на американском гидросамолете… Поставлена задача ликвидировать воронку, и как можно быстрее. Наша экспедиция тоже должна внести свою лепту в разрешение этой проблемы. Каким путем? Для того чтобы определить это, мы и собрались.
Пушков закончил выступление и сел во главе стола рядом с Милосердовым. Сергей Петрович предложил:
— Прошу высказываться, товарищи.
Первым поднялся начальник метеорологического отдела Синицын. Поминутно то снимая, то надевая очки, он заговорил:
— Я вот тут посчитал… При таком ходе истощения
Гольфстрима его хватит еще лет на пятнадцать… Если же говорить о влиянии на погоду, то до коренных изменений лет пять протянем…
— Вы что же — успокоились? — прервал Синицына Пушков.
— Отнюдь, отнюдь… — Синицын в который уже раз снял очки и начал вертеть их в руках. — Тут малым ледниковым периодом попахивает. А насчет ликвидации воронки могу предложить следующее: клин необходимо вбивать на границе взаимодействия атмосферы и поверхностных слоев океана.
— Нет, я не согласен! — вступил в разговор Дерюгин. — Надо смотреть в корень. Что скрывается в «черном пятне» у основания водоворота, мы не знаем до сих пор. Мне кажется, именно там, в «корне», прячется причина стабильности Возмущения. Пробьемся туда — прикроем наш Бермудский четырехугольник.
— Почему четырехугольник? — заинтересовался Милосердов.
— Так ведь теперь линию с Бермуд надо не в две точки вести, как было принято делать при определении пресловутого Бермудского треугольника, а через три: мыс Хаттерас — оконечность Флориды — остров Пуэрто-Рико — опять Бермуды. Четыре угла получается.
— Верно подмечено, — похвалил Пушков.
Заговорил начальник биологического отдела Дмитриев. Пока выступал Синицын, он что-то внимательно просматривал в папке, принесенной с собой.
— А не приведет ли устранение Возмущения к еще худшим последствиям? Да и объект для науки исключительный… Надо бы эту версию с Гольфстримом еще раз просчитать.
— Товарищи, товарищи! — холодный свет зажегся в глазах у Пушкова. — Кое-кого не туда клонит. Быть или не быть решалось в данном случае не принцем Гамлетом, а на международном уровне. И к этому, поверьте мне, хватило оснований. Наше дело сейчас — искать совместно с другими экспедициями практические пути к решению проблемы, то есть к ликвидации воронки. И, еще раз подчеркиваю, как можно быстрее.
— Необходимо искусственным путем вызвать изменения состояния атмосферы над районом Возмущения. Может быть, распылить в больших масштабах йодистое серебро… — вернулся к своему предложению Синицын и решительно водрузил на нос очки.
— А что это даст? — спросил Дмитриев.
— Спровоцируем тучеобразование, резко изменится температурный режим района, упадет атмосферное давление… Возможно, зародится ураган и разрушит воронку.
— В корень надо смотреть, в корень, — пробубнил себе под нос Дерюгин, опасаясь лишний раз обратить внимание Пушкова.
— Можно мне? — Милосердов, как в школе, поднял руку. — Думаю, что пора пускать в дело глубоководные аппараты «Дельфин». Те «привязные» исследования, что мы проводим с помощью гидролокаторов и других дистанционных приборов, в сущности, малоэффективны. Глубины-то ведь какие — от пяти до семи тысяч метров, Северо-Американская котловина…
— А как другие товарищи думают? — окинул быстрым взглядом аудиторию Пушков.
— Давно надо было…
— За людей боялись.
— Риск все же немалый…
— Я вам должен сказать, что на плавбазы других стран дано прямое указание начать погружения глубоководных аппаратов, — строго произнес Пушков. — Но мне хотелось услышать ваше мнение. Вижу, что серьезность положения в общем-то поняли все. Капитану Верейкису необходимо сегодня же организовать расконсервацию «Дельфинов». Сюда вызван опытный пилот-оператор Хачирашвили… Ну, а я пока остаюсь здесь… за научного комиссара.
Пушков улыбнулся, разряжая обстановку.
— Совещание закончено, — объявил Милосердов. — Дополнительные указания по новой программе исследований будут даны в рабочем порядке.
Участники совещания начали расходиться.
В кабинете остались Милосердов, Пушков и парторг Прокопенко. Надо было договориться о составе основного экипажа «Дельфина».
В это время вошел дежурный по базе. Он, очевидно, ждал конца совещания. Подал Милосердову информационную сводку, которой регулярно обменивались экспедиции разных стран, изучающих Возмущение. Милосердов пробежал глазами английский текст, в одном месте остановился, заинтересовавшись чем-то. Прочитал еще раз, затем воскликнул:
— Нет, вы послушайте!
— Что такое?! — одновременно спросили Пушков и Прокопенко.
