аккомпанемент пианино. Наконец, собравшись с духом, вошла внутрь просторного помещения, где пятнадцать детей, примерно в возрасте от десяти до двенадцати лет, пели стоя, держа в руках книгу церковных гимнов.
Кейт и Наша Джейн стояли рядышком, глядя в одну книгу, в восторге не столько от самого божественного песнопения, сколько от возможности громко выразить себя. Глядя на их счастливые лица, говорящие о здоровом теле и духе, на их хорошую одежду, я невольно расплакалась от умиления, благодаря Бога за то, что дожила до этой долгожданной минуты.
Ножки моих братца и сестрички, когда-то худенькие и слабенькие, окрепли и загорели, бледненькие сморщенные личики округлились и светились здоровьем и радостью, розовые губки улыбались, а в глазах не было и тени былой грусти и тоски от холода и голода. И, глядя на них, я почувствовала, как, озаренные светом, исходящим от этих милых существ, покидают меня темные воспоминания.
Хор умолк, дети расселись по деревянным креслам второго ряда и убрали книги гимнов в кармашки на спинках свободных кресел первого ряда. Спрятавшись за квадратной колонной, как мне велела миссис Роулингс, я наблюдала, тихонько плача и смеясь от радости, как Наша Джейн расправляет складки миленького бело-розового платья, довольная собой и своим нарядом. Она старалась держаться, как настоящая юная леди: сидела, плотно сдвинув загорелые коленки, выглядывающие из-под подола, и гордо держала голову с искусно уложенными волосами, ниспадающими почти до плеч и закрученными в очаровательные колечки. Девочка слегка повернулась, и я заметила у нее на лбу умело сделанную челку. Когда нам с Фанни было по десять лет, никто так не ухаживал за нашими волосами. Нет, Наша Джейн выглядела замечательно и была полна здоровья и жизненной силы.
Сидящий рядом с ней Кейт с серьезным лицом слушал учительницу, рассказывающую историю о юноше по имени Давид, который камнем, пущенным из пращи, сразил наповал великана. Это была одна из моих любимых библейских историй, я всегда считала, что камень не случайно попал точно в цель, ибо Господь был на стороне Давида, а не Голиафа. Но теперь я не слушала учительницу, впившись взглядом в Кейта. На нем были длинные белые брючки, в тон белой рубашке с голубой бабочкой под воротничком, и ярко-синий летний пиджачок. Вид у Кейта, как и у его младшей сестренки, тоже был цветущий.
За минувшие после нашей разлуки годы дети заметно подросли и повзрослели, но, встреть я их случайно где-нибудь в другом месте, безошибочно узнала бы их по повадкам: Кейт то и дело поглядывал на сестренку, как настоящий заботливый мужчина, желающий лишний раз убедиться, что с его подопечной все в порядке и она всем вполне довольна; Наша Джейн оставалась такой же кокетливой, как и в раннем детстве, и, похоже, манерность прочно засела у нее в крови.
Она удивительно походила на бабушку, и узнай Энни Брэндиуайн, что ее красота не сгинула в горах, а возродилась в облике ее внучки, то была бы на седьмом небе от восторга. А Кейт сильно напоминал сейчас своего деда, пожалуй, даже больше, чем кто-либо еще из многочисленного худосочного семейства Сары. Радостно было видеть, что под глазами у него уже не темнеют впадины, а личико, когда-то бледное, светится счастьем.
Уставившиеся было на меня любопытные глазки их соседей по ряду вновь обратились на учительницу, видимо, вполне удовлетворенные увиденным, но я на всякий случай спряталась за колонну, чтобы Кейт и Наша Джейн не разглядели меня. Я мысленно молилась, чтобы ко мне никто не подошел и не поинтересовался, что мне здесь нужно.
История о Давиде и Голиафе подошла к концу, учительница начала отвечать на вопросы учеников и спрашивать, как они поняли услышанное. Кейт отвечал неохотно и нерешительно, зато Наша Джейн сама подняла руку.
— Как же маленький камешек мог свалить с ног гиганта? — спросила она. Ответа я не расслышала, да и не очень-то прислушивалась: мне было не интересно, что скажет учительница.
Вскоре дети начали вставать, оглядываясь вокруг и расправляя на себе одежду. Я обратила внимание, как крепко вцепилась Наша Джейн в свою белую сумочку.
— Поторапливайся, Кейт, — строго сказала она брату, перекрывая пронзительным голоском общий шум, — Сузан пригласила нас на обед. Надеюсь, ты не забыл? Опаздывать нельзя!
Я последовала за дорогими моему сердцу крошками, о встрече с которыми так долго мечтала, и сердце мое сжалось от ревности, когда Наша Джейн бросилась в объятия Риты Роулингс. Стоявший рядом с ней супруг — полный и лысый мужчина — властно опустил руку на плечо Кейта, прежде чем обернуться и взглянуть на меня. Мне показалось, что он меня узнал, хотя и прошло уже три года с тех пор, как он видел меня в последний раз в нашей лачуге в горах: я тогда стояла, прижавшись спиной к стене, босая и в грязном старом платье, с глазами, полными отчаяния и боли. Сейчас я не была похожа на ту чумазую беспризорницу, но меня выдали слезы. Мистер Роулингс что-то сказал жене, и та потащила детей к «кадиллаку». И лишь когда они сели в машину, он улыбнулся мне и сказал:
— Спасибо!
Второй раз в своей жизни я провожала взглядом шикарный автомобиль Роулингсов, увозящий Кейта и Нашу Джейн, самых родных мне маленьких человечков. Слабенький дождичек уже перестал накрапывать, превратившись в пар под жаркими лучами выглянувшего из-за облачков солнца, на голубом небе засверкала радуга, а я все еще не могла сдвинуться с места. Наконец я спохватилась и побежала к поджидающему меня лимузину. Только не теперь, как бы упрашивал меня мой внутренний голос, еще не время, предупреждал меня он. Позже ты еще успеешь заявить о своих правах!
Тем не менее я велела шоферу ехать следом за «кадиллаком»: мне хотелось увидеть дом адвоката. Спустя десять минут «кадиллак» свернул в тихую аллею и заехал на подъездную дорожку к особняку Роулингсов. Я попросила шофера остановиться напротив, надеясь, что густая листва раскидистых деревьев скроет мою машину. Но Роулингсы и не думали оглядываться.
Их большой и красивый дом в колониальном стиле уступал, конечно же, замку Фартинггейл, но по сравнению с нашей хибаркой казался настоящим дворцом: его старинные стены из красного кирпича были увиты плющом, а на ухоженном газоне в аккуратных клумбах сочно зеленели подстриженные кустики и благоухали яркие цветы. Конечно же, детям здесь было гораздо лучше, чем в горах, среди скал и скудной растительности. И теперь я им уже была не нужна, им не снились больше дурные сны, и они давно уже перестали звать меня на помощь. А у меня в ушах все еще явственно звучал их голодный плач…
— Вас отвезти назад в гостиницу? — спросил шофер.
Я распахнула дверь лимузина и выскочила на тротуар, глотая слезы.
— Подождите меня здесь! Я вернусь через несколько минут.
Уехать, не повидавшись и не поговорив с детьми, я не могла: слишком исстрадалось мое сердце с того ужасного дня, когда наш папаша продал двоих своих младших детей.
Я проскользнула в ворота и через спортивную площадку прокралась во внутренний дворик, вымощенный плиткой, где возле небольшого бассейна под полосатыми тентами стояли круглые столики и стулья. Пригнувшись, я приблизилась к дому настолько, что могла разобрать голоса детей, доносящиеся из окон одной из комнат.
Прячась за огромными каменными вазами с декоративными растениями, я заглянула через стекло створчатой двери в комнату. Оказалось, что это закрытая веранда. Пол ее был устлан ковром цвета морской волны, диван и мягкие кресла обиты веселеньким ситцем в мелкий цветочек, с потолка свисали изящные плетеные корзиночки с домашними растениями в горшочках, а посередине комнаты на ковре играли в стеклянные шарики Кейт и Наша Джейн, жмурясь от солнечного света. Они уже сменили одежду, в которой были в церкви, на праздничную и держались чрезвычайно осторожно, стараясь не помять и не испачкать ее, ведь им предстояло вскоре отправиться в гости.
Я не могла оторвать восхищенного взгляда от белого, в оборках и рюшах, платья Нашей Джейн, отделанного светло-зелеными атласными лентами вдоль талии и маленькими розовыми шелковыми розетками по поясу пышной юбки. Золотистые волосы девочки, зачесанные со лба назад, были перехвачены на макушке зеленой лентой, завязанной бантом с бахромой, концы которой украшали маленькие шелковые розетки. Ничего красивее, чем это платье, ни на одной девочке я еще не видела. Но главное, что Нашей Джейн оно было к лицу.
Прямо напротив нее, поджав по-турецки ноги в блестящих новых ботинках, сидел в костюме в белую полоску Кейт, с галстуком-бабочкой того же нежно-зеленого цвета, что и ленты, украшающие платье и прическу его сестры. Костюмы обоих были подобраны, несомненно, продуманно и со вкусом.
