пришлось выдержать битву, чтобы вернуть свою фигуру. Короче говоря, Джиллиан не хотела иметь другого ребенка. Конечно, я умолял ее. Я просил ее подумать о наследии Таттертонов, говорил, что хочу иметь наследника.
— И что она отвечала?
— Джиллиан была как ребенок, Энни. Она не могла даже допустить, что когда-нибудь умрет, отрицала саму мысль старения. Эта проблема просто для нее не существовала. Первое время она прогоняла меня, заявляя, что Трой должен позаботиться о наследниках. А после того как он умер… для Джиллиан это было уже слишком поздно.
— Но какое все это имеет отношение к тому, что моя мать отказалась иметь с вами какие-либо контакты?
— Это было вроде предисловия, Энни, чтобы ты поняла мотивы моего поступка. К тому времени, когда не стало Троя, Джиллиан… так ушла в себя, что практически уже была на пути в мир безумия, где, собственно, и оставалась до самой своей смерти. Можешь себе представить, как возрадовалось мое сердце, когда сюда в первый раз приехала Хевен и мои глаза увидели ее, внучку Джиллиан. В то время Трой уже находился в глубоко депрессии. Он жил один с твердой уверенностью, что скоро умрет. Джиллиан была окутана лишь думами о себе, о том, как оставаться красивой.
Хевен была умной и живой девочкой, горевшей желанием учиться и завоевать положение в обществе. Как ты знаешь, я направил ее в дорогую частную школу, завалил изысканной одеждой, сделал так, чтобы у нее ни в чем не было отказа. Когда она пожелала вернуться в Уиннерроу и попытаться снова собрать свое семейство Кастил вместе, я снабдил ее деньгами. — Тони наклонился ко мне и понизил голос, словно не хотел, чтобы его услышал кто-либо из его предков. — Я разрешил бы ей привезти сюда весь их клан, если бы Хевен жила здесь и стала моей наследницей. Ты не можешь себе представить, как разрывалось мое сердце, когда она решила уехать в Уиннерроу и стать учительницей в школе. Я не мог поверить, что она бросает все это ради должности учительницы в маленьком городке, где люди даже не ценили ее, смотрели на нее сверху вниз и называли ее «одной из этих людей с гор, Кастилов».
— Это была мечта всей ее жизни — работать в Уиннерроу учительницей и стать для детей тем, кем была для нее в свое время ее бывшая учительница, — заметила я. — Я помню, как она гордилась тем, что удалось ей сделать как учительнице.
— Да-да, я знаю. И я был не прав, умоляя ее остаться. Я понял это слишком поздно. Во всяком случае, когда я узнал, что она собирается выйти замуж за твоего отца, я запаниковал. Я думал, она никогда больше не вернется в Фартинггейл, что, выйдя замуж, заведет скромный небольшой дом в Уиннерроу и… — Тони вздохнул. — И помирится со своим отцом Люком Кастилом, а затем прочно укоренится в том мире опять. Можешь ты понять, что я чувствовал? — взмолился он. — Вместе со мной должно было кончиться все… «Таттертон той», Фарти, все, все. Для чего тогда все это было создано? По ночам я ходил по темным залам, чувствуя на себе злые глаза предков, смотрящих на меня с портретов. Я начал ненавидеть эхо своих собственных шагов, презирать лицо, которое глазело на меня из зеркал, желать, чтобы я вообще родился Таттертоном. И затем в один прекрасный день я подумал, что должен быть какой-то путь вернуть Хевен и ее мир в Фарти. Когда мне стало известно, что Хевен помолвлена с Логаном, я связался с ним, и мы обсудили вопрос о его будущем. Я понял, что имею дело с покладистым умным человеком со здоровыми амбициями и стремлением к лучшей жизни. Я предложил ему важный пост в моей компании и попросил, чтобы он и Хевен позволили мне устроить здесь прием по случаю их бракосочетания.
— Я знаю. Я видела фотографии. Это, должно быть, было восхитительно.
— С тех пор здесь не проводилось больше таких приемов. В тот день я предложил Логану и Хевен присоединиться к моей компании и построить фабрику в Уиннерроу. Твоя мать дала свое согласие, и затем я показал им эти апартаменты, от которых Хевен пришла в восторг. — Тони смолк, углубившись в воспоминания об одержанной им победе. — Я получил ее обратно. Для этого воспользовался всеми своими ресурсами, всем тем, чем я располагал, как личность и как богатый человек.
— Но, Тони, почему все-таки она так возненавидела вас?
Он посмотрел вниз и повернул свои руки, словно проверяя, нет ли на них шрамов.
— Она стала презирать меня за другой поступок, который я совершил, чтобы обеспечить выполнение задуманного плана. — Он поднял голову.
— Что это был за поступок, Тони? — спросила я тихим голосом, затаив дыхание.
— Я боялся отношений, которые могли сложиться у нее с Люком Кастилом-старшим. Мне было известно, как сильно она любила его и хотела ответной любви. После всех этих лет, прожитых с ним врозь, Хевен была готова простить его даже за то, что Люк продал ее, а также ее братьев и сестер. Она собиралась пригласить его с новой женой Стейси на свадебную церемонию в Уиннерроу. Я знал, что Люк поедет туда. И был уверен, что, как только она урегулирует свои с ним отношения, я ей перестану быть нужен. Ни мои деньги, ни фабрика, ничто другое не смогут это изменить. Я считал, что должен вмешаться.
— И что вы сделали? — спросила я с нетерпением.
— Из разговоров с Хевен я знал, что Люк всегда мечтал о собственном цирке. Одно время он работал у человека по имени Уинденбаррон. Я купил у него цирк и предложил его Люку за один доллар.
— Один доллар?!
— Один доллар и одно обязательство… что он не поедет на свадьбу и не будет иметь никаких контактов с Хевен. Если же он нарушит это обязательство, то потеряет цирк.
Я уставилась на него, не в силах вымолвить ни слова. Хлынувший поток мыслей невозможно было остановить. Один доллар! Тони был как дьявол, покупающий душу человека и соблазняющий его всем, что тому хотелось бы иметь и о чем он постоянно мечтал. И в то же время он заставлял этого человека отказаться от самого дорогого в его жизни! Мне стало плохо, я почувствовала слабость и омерзение, как если бы узнала, что мой собственный отец продал меня за какой-то цирк и заплатил в придачу всего один доллар!
Наступившее молчание, казалось, никогда не кончится. Как я желала сейчас встать и убежать из этой комнаты, убежать от этих ужасных признаний. Что за человек был этот Люк Кастил? Я молила Бога, чтобы Люку-младшему не передались по наследству такие черты. Да их и не могло быть у него, ведь я хорошо знала его и любила.
— Люк согласился? — спросила я наконец, хотя ответ был ясен мне заранее.
— Да, и он сдержал свое обещание до того дня, когда они с женой погибли. И только тогда… Хевен все узнала. Я пытался объяснить ей, как это делаю сейчас тебе. Я просил прощения, но она была так разгневана, что покинула Фартинггейл немедленно и больше сюда никогда не возвращалась. — Он опустил голову. — Она оставила меня разбитым, охваченным чувством вины человеком, которому суждено было с тех пор бродить в одиночестве по этому громадному дому и размышлять о своих эгоистических поступках. После того как, по моему мнению, прошло достаточно времени для того, чтобы затянулись раны, я пытался поговорить с Хевен, звонил, писал письма, но она не хотела больше вступать со мной ни в какие контакты. И ничто не могло изменить этого положения.
Я скрылся в тени и оставался там все это время. — Тони посмотрел вниз, потом быстро поднял глаза. — Единственное, что поддерживало меня в жизни, это сведения о тебе, о твоих родителях. Мои люди сообщали мне о твоих успехах, о том, что ты выросла и стала красивой молодой леди. Они также докладывали мне об успешной работе фабрики игрушек в Уиллисе, о прекрасной жизни Хевен и Логана в Уиннерроу, где они стали пользоваться уважением и вызывать зависть. Мне… мне очень хотелось посмотреть на тебя, узнать о тебе побольше. Много раз у меня появлялось желание просто заявиться туда, рискуя быть выброшенным из вашего дома. Я даже собирался поехать в Уиннерроу инкогнито и посмотреть на тебя на расстоянии. — Он сказал это так, что у меня появилось подозрение, что Тони действительно приезжал в наш город. — Ты не можешь себе даже представить, как много значило для меня быть мысленно все эти утомительные и одинокие годы рядом с тобой и Хевен.
Я заметила слезы в его глазах и поняла, что Тони говорил искренне, глубоко переживая. Все прошедшие после бегства моей матери годы он ждал, жаждал появления в Фартинггейле мамы или меня. Я не могла не испытывать жалости к нему за его напрасные ожидания.
— О Энни, не сомневайся ни секунды, я отдал бы все, что у меня есть, лишь бы вернуться назад в то время и изменить то, что я наделал. Но мне это не под силу. Пожалуйста… пожалуйста, не презирай меня
