Мистика

нечто заставило Кроу закрыть глаза руками в приступе холодящего душу ужаса.

Через мгновение после того, как Пэсти благодаря титаническим усилиям удалось частично освободить обмякшее тело своего подельника, плоды импульсивности Джо предстали перед Кроу со всей отвратительной очевидностью. Ткань на куртке около левого плеча и там же на рубашке под ней была

удалена,

вероятно, растворена или сожжена каким-то веществом, и вместо плоти, которая по всем законам должна была оказаться обнаженной в результате этого исчезновения, Кроу увидел

ноздреватое, булькающее ало-коричневое пятно,

шея и голова были в том же жалком состоянии.

Как ни странно, первым пришел в себя Пэсти. Он сделал последнее отчаянное — фатальное для себя — усилие, чтобы схватить исчезающие ноги Джо, и пальцы его правой руки пересекли роковую черту у отверстия с мерцающим светом внизу. У Пэсти не было ни единого шанса: мало того что он стоял согнувшись, он был намного субтильнее своего уже полностью исчезнувшего приятеля. Практически одновременно с предостерегающим истошным воплем Кроу Пэсти издал булькающий звук и неожиданно нырнул головой вперед в прожорливую пасть часов.

Окажись в комнате посторонний наблюдатель, он бы назвал все, что потом произошло, антикульминацией. Титус Кроу, словно в ответ на агонию, продолжающуюся там, внизу, схватился за голову и стал биться в конвульсиях на полу. Затем его тело обмякло: пережитый ужас заставил его сознание искать спасение в забытьи.

Вскоре после этого панель на часах сама по себе встала на место и закрылась с тихим щелчком; четыре стрелки немного угомонились и двигались уже не так хаотично, тиканье невидимого механизма чуть замедлилось, а ритм его изменился: с чудовищного до просто ненормального…

Когда Титус Кроу очнулся, его первой реакцией было убедить себя, что он просто стал жертвой жуткого ночного кошмара. Но затем он почувствовал, что голова его покоится на ковре. Открыв глаза, он увидел, что в комнате царит жуткий беспорядок, а повсюду на полу валяются книги. Дрожащими руками Кроу сварил себе кофе, целый кофейник, и щедро плеснул в стакан бренди. Он уселся на ковер и стал медленно отхлебывать то одно, то другое. А когда кофейник и стакан опустели, он повторил все сначала.

Нет нужды говорить о том, что с тех пор Кроу даже близко не подходил к часам де Мариньи! Он вполне утолил свою жажду знаний, по крайней мере на время, в

этом

направлении исследований.

А еще он старался по возможности не вспоминать об ужасах той ночи. Точнее, он хотел навсегда забыть то дьявольское телепатическое ощущение, возникшее у него, когда Пэсти исчез в часах. Похоже, де Мариньи, Филлипс и Уолмсли были абсолютно правы! На самом деле часы представляли собой своеобразную машину времени.

Кроу сам точно не знал, что нанесло такой ужасный удар его сверхразвитым паранормальным способностям. И действительно, где-то там, в далеких мирах Альдебарана, в месте схождения сил вне времени и пространства, не принадлежащего ни одному из промежуточных измерений — наличие которых признается только в самых диких теориях, — озеро Хали ненадолго вспенивается и снова затихает…

А Титусу Кроу осталась только память о неизвестных жгучих кислотах, о внеземных приливах и о неистовстве огромных зверей, которых обычному человеку невозможно представить даже в самых необузданных своих фантазиях.

Ким Ньюман Семь Звезд

Эпизод четвертый БАНКИР ИЗ БИАФРЫ

Ричард Джеперсон

Ричард Джеперсон — человек, страдающий амнезией. Его точный возраст определить нелегко: Джеперсону может быть как тридцать, так и пятьдесят. На его плечи ниспадает масса черных как смоль локонов по моде Карла II, и он носит тонкие усики, как у Фу Манчу.[70] Лицо у него почти болезненно худое и достаточно смуглое, чтобы сойти за сицилийца или туарега. Высокий, худой и костлявый, он одевается в одежду, разноцветье которой потрясает буйством флюоресцирующих красок, и носит по нескольку колец на каждом пальце. У него такой облик, что он был бы столь же уместен на палубе пиратского корабля, как и в ресторане на Кингс-роуд в Челси.

Немногий уступает ему и его помощница Ванесса — ей чуть больше двадцати, и она могла бы стать моделью, с ее струящейся гривой рыжих волос ниже пояса, ртом как у итальянки, подведенным перламутровой помадой, скуластым, как у викингов, лицом и неестественно огромными зелеными глазами. Вместе с бывшим констеблем Фредом Риджентом они втроем разъезжают в принадлежащем Джеперсону серебристо-сером 'роллс-ройсе' по имени 'Призрачная акула', расследуя странные и необычные случаи в качестве представителей клуба 'Диоген'.

Ким Ньюман создал Ричарда Джеперсона в начале 1970-х годов в одной из первых своих проб пера. Сначала персонаж появился в короткой пьесе, называвшейся 'Дракула возвращается'

(Dracula Returns),

теперь забытой, и автор, еще будучи школьником, написал о нем серию рассказов и даже роман.

Когда Ньюман решил сочинить сериал в стиле 1970-х годов о сверхъестественных приключениях, в духе Джейсона Кинга, 'Мстителей' и Питера Саксона, он достал своего героя — вместе с закадычными друзьями Фредом и Ванессой — из нафталина. Джеперсон официально дебютировал в новелле 'Конец Пьера Шоу'

(The

&

of the Pier Show)

в антологии 'Ночная тьма'

(Dark of the Night,

1997), а следующий рассказ, 'Не сходи с ума…'

(You Don't Have to Be Mad…),

появился в сборнике 'Серебристая луна'

(White of the Moon,

1999).

П

о пути в Сомерсет Ричард Джеперсон попал в аномальную зону. Время перевалило за полночь. Майская ночь была ясной. Сидя за обтянутой кожей баранкой своего 'роллс-ройса' 'Призрачная акула', он обдумывал важное задание, приведшее его из Челси на запад страны. И тут темнота качественно изменилась. Джеперсон приглушил вмонтированный в приборную панель восьмидорожечный магнитофон, оборвав джазовую тему в стиле кул, сопровождавшую его в поездке. Он затормозил, заставив замечательную машину замереть, не проехав и трех метров.

Он не слышал ночных птиц. 'Вейрдсвиль', — подумалось ему.

Набросив свободный оранжевый сюртук поверх пурпурной шелковой рубашки, Джеперсон выбрался из машины.

Он остановился на прямой дороге, проложенной по равнинам. Звезды и узкая полоска месяца были достаточно яркими, чтобы освещать ровные заболоченные луга, лабиринты заполненных водой канав, превращающих ландшафт в лоскутное одеяло.

Здесь, на скучной земле, все в порядке.

Но в небесах?

Откинув с глаз вьющиеся волосы, он посмотрел вверх.

Его охватил непривычный страх.

Он сразу увидел, что было не так.

Он снова бегло осмотрел созвездия, чтобы убедиться, что не ошибся с направлениями. Полярная звезда. Кассиопея, сидящая женщина. Орион, охотник.