— Товарищи наборщики! Сейчас вы будете набирать заказ революции. То, что вы наберете, раскроет глаза тысячам рабочих — вашим товарищам, укажет им правильный путь. Времени в нашем распоряжении немного. Надо приналечь вовсю.
Алеша Орешкин торжествующе оглядел товарищей: «Вот он вам, заказ обещанный».
Никогда еще с такой быстротой не двигались руки у лимоновских наборщиков, доставая из полных кассовых гнезд свинцовые буквы. Одна за другой плотными рядами укладывались буквы в верстатках, и вот уже тискает Алеша Орешкин на станке, под влажным сукном, слегка раскосые оттиски корректуры.
Фрунзе подошел к столу, быстро сделал необходимые исправления.
— Можно печатать, — объявил он и вышел в коридор.
А там тем временем творились довольно забавные вещи. Чтобы не возбудить подозрений, дверь в типографию была оставлена незапертой. Приходили заказчики… Но едва они переступали порог, как им тотчас вежливо предлагалось:
— Не волноваться, вести себя спокойно…
Заказчики, словно онемев, садились на стулья в кабинете Лимонова и сидели, безмолвно помаргивая, не решаясь даже кашлянуть или высморкаться.
Около семи часов к дверям типографии подкатил за хозяином запряженный в санки лимоновский иноходец. Из саней вышла жена Лимонова и прошла в типографию. Вслед за ней зашел и кучер — погреться. И хозяйка и кучер крепко уселись на стульях в кабинете.
Но вот лошадь соскучилась стоять одна на морозе и полезла на тротуар. Стоявший на посту городовой свел лошадь с тротуара и решил зайти в типографию, чтобы пробрать нерадивого кучера, а заодно и погреться.
Но едва он перешагнул порог, как кобура его расстегнулась, и дуло его же собственного револьвера отпечаталось кружочком у него на лбу. Ему пришлось сесть там, где он стоял.
А работа продолжала кипеть. Вот над сверстанной страницей протянулась крупная четкая надпись: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Вскоре завертелись валы машины, и большие плоские деревянные пальцы акцептора начали выкладывать отпечатанные листовки с революционными лозунгами и требованиями.
«Избирайте только тех, кто может защищать ваши интересы! — заканчивалась листовка. — Все голоса кандидату рабочих!»
Михаил Фрунзе по-хозяйски расхаживал по печатному отделению. У него был уже немалый опыт работы в подпольных типографиях. Он лично проверил приправку, густоту краски, подсчитывал пачки готовых прокламаций.
Было без десяти минут восемь, когда старший печатник вручил Фрунзе вторую тысячу прокламаций. Уходя, Фрунзе подошел к Лимонову:
— Вы хорошо себя вели, господин Лимонов. Сейчас мы уходим. В полицию можете звонить через десять минут после нашего ухода.
Все боевики исчезли из типографии так же быстро и организованно, как и явились.
Затрещал звонок телефона, и еще через десять минут типография наполнилась суетящимися полицейскими.
Начался обыск. Обыскивали в панике и наборщиков и заказчиков, но жандармы побегали, побегали по типографии, да с тем и ушли. Даже набора не нашли — он был уже рассыпан…
…На другой день жандармское отделение в Шуе послало донесение губернатору:
«Совершено дерзкое нападение на частную типографию Лимонова. Вооруженными злоумышленниками напечатано 2 тысячи противоправительственных воззваний, Злоумышленники скрылись в неизвестном направлении. Листовки не отобраны».
Захват типографии дал свои плоды: именно большевистский кандидат от Владимирской губернии Н. А. Жиделев и был избран во II Государственную думу голосами десятков тысяч рабочих, ивановских и шуйских текстильщиков.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ГОДЫ НЕВОЛИ
1. АРЕСТ
Фрунзе-Арсений не давал спокойно спать фабрикантам и властям края. Он как бы все время напоминал им: «Вы считаете, что расправились с революцией? Наивное самообольщение! Только отсрочки, оттяжки добились вы, притом ненадолго!..»
В январе 1907 года Арсений возглавил массовое движение шуйских рабочих против повышения цен на хлеб. Пользуясь послевоенной хозяйственной неурядицей, купцы и торгаши безудержно набивали карманы за счет трудовых народных копеек.
На центральной площади Шуи собрался митинг ткачей. Арсений выступил с горячей и острой речью. Он жестоко бичевал и высмеивал главаря шуйских толстосумов, городского голову Китаева.
— Увы, не секрет, — едко говорил он, — что есть на свете, так сказать, «безголовые головы»… Пример тому — шуйский градоправитель…
Полиция издали слушала и созерцала Арсения, но протиснуться к трибуне сквозь толпу жандармам оказалось не по силам…
Чем ближе пробирались шпики и переодетые полицейские к трибуне, тем плотнее становилась толпа. Шагах в восьмидесяти-ста от трибуны рабочие стояли, держась за руки. Это была уже заградительная цепь пролетарской охраны, боевики-дружинники. Арсений спокойно закончил речь и исчез.
— Как в воду канул… — сокрушенно рапортовали полицейские исправнику.
Еще азартнее, принялась полиция выслеживать нёуловимого Арсения. Сбившиеся с ног сыщики в первых числах февраля 1907 года сообщили Перлову, что Арсения только что видели в поселке Дмитриевке возле уездной земской больницы. Перлов как раз приехал откуда-то домой. Он даже и коня выпрягать не стал, прямо помчался в санках к больнице.
Он подозревал, что Арсений у одного из неблагонадежных врачей больницы. И он не ошибся: в квартире жившей при больнице врача Дымской Арсений, сопровождаемый верным другом Павлом Гусевым, как раз проводил беседу с сочувствовавшими партии медицинскими работниками, которые могли быть, в свою очередь, использованы как агитаторы.
Поляна возле больницы, занесенная снегом, была безлюдна. Дело было уже после полудня, а зимний день короток. Но Перлов был опытен и терпелив. Он поставил сани с лошадью у ворот одного из прилегавших к полянке дворов, а сам прошел в него. Долго сидел там Перлов, не сводя глаз с больницы.
Уже начинало смеркаться, когда из больничных ворот показались два человека. Один из них легонько прихрамывал, а это, по данным полиции, была одна из главных примет Арсения. Не теряя ни секунды, Перлов выскочил на улицу.
У спутника Фрунзе, ткача Павла Гусева, был зоркий глаз. Он ткнул Арсения в бок:
— Перлов! Нас выследили. Облава!
Фрунзе на миг представил себя в лапах у палача. Вот он — мастер пыток, скулодробитель Перлов. Надо прорываться! Фрунзе припал на колено, прицелился. Грянули выстрелы.
— Павел, стреляй ты, заело в подаче…
Гусев тоже нажал курок.
Перлов присел на корточки за кузов своих саней и тоже принялся стрелять. Из домов начали выскакивать люди. Донесся топот лошадей. На выстрелы мчалась конная полиция.
