— Пора бы им вернуться, — заметила сестра, останавливаясь, чтобы пригладить темные волосы и перевязать ленту на голове.
Герреон тоже встал и сказал:
— Верно. А ведь я тоже должен был сражаться вместе с ними.
Равенна услышала горькие нотки в голосе брата и ответила:
— Да, я знаю, что и тебе пришел черед воевать, но все же рада, что ты остался.
Герреон встретился с сестрой взглядом, и она поразилась гневу, исказившему бледное лицо брата.
— Тебе этого не понять, Равенна. А ведь надо мной смеются. Я пропустил свой первый бой. Как бы ни был я храбр впредь, все запомнят, что в первый раз воевать я не пошел.
— У тебя сломана рука, — напомнила Равенна. — Ты не можешь сражаться.
— Знаю, только это не оправдание.
— Триновантес не даст тебя в обиду.
— Значит, придется брату-близнецу меня защищать, так?
— Нет, я не это хотела сказать.
Равенну утомила раздражительность Герреона, и она ушла вперед. Она любила обоих братьев, хотя Триновантес был спокойным, вдумчивым и сдержанным, а Герреон — шустрым и настолько красивым, что матери хорошеньких дочерей очень его опасались. Еще он частенько бывал жесток.
У Герреона были такие же блестящие черные волосы, как у сестры, и длинные, что было в обычае у унберогенов. Юноша весьма гордился своей шикарной шевелюрой и вообще так заботился о своей внешности, что на прошлой неделе Вольфгарт решил поддеть его и сказал, что он выглядит совсем как бретон-катамит. После чего Герреон в бешенстве бросился на обидчика.
Справиться со старшим по возрасту юношей он, конечно же, не смог, а потому тотчас полетел на землю со сломанным запястьем. Триновантес остановил брата, помешав ему наделать очередных глупостей, и под хохот Вольфгарта отвел к лекарю Крадоку, который вправил сломанную кость и наложил шину.
В результате, когда Зигмару пришло время заслужить щит и отправиться в бой с зеленокожими, Триновантес дал брату понять, что тот останется дома.
— Кому нужен воин, который не сможет усидеть на лошади и держать оружие? — мягко сказал он Герреону, и Равенна обрадовалась, потому что ей была невыносима мысль, что на войну уедут оба брата.
По дороге домой Равенна вглядывалась в лес за рекой, но ничего не увидела. В лучах вечернего солнца ярко вспыхивали лениво текущие воды реки, огибавшей Рейкдорф, и, несмотря на беспокойство, девушка невольно залюбовалась красотой природы.
С самого рассвета они с Герреоном помогали собирать урожай. Здоровой рукой брат орудовал серпом, а сестра носила на плече корзину. Работа была тяжелой; каждому жителю города приходилось трудиться в полях. Несмотря на скверное настроение брата, Равенна была рада, что они вместе. На войну Герреона не взяли, зато он мог работать в поле.
На сегодня труды остались позади, и девушка предвкушала отдых и горячий ужин. Урожай в этом году был отменный. С помощью новых насосов, которые под руководством гнома Аларика построил Пендраг, некогда скудные и истощенные земли сделались плодородными.
Амбары были полны, а излишки зерна с вооруженной охраной еженедельно отправляли на восток, чтобы обменять у гномов на оружие и доспехи. Ибо нет более искусных мастеров, чем горный народ.
Герреон догнал сестру и извинился:
— Прости, Равенна, я не хотел тебя рассердить.
— Я не сержусь. Просто устала и волнуюсь.
— С Триновантесом все будет в порядке, — заверил ее Герреон, в его голосе звучала гордость и любовь к близнецу-брату. — Он великий воин. Не такой первоклассный фехтовальщик, как я, но с топором он управляется отменно.
— Я за них всех тревожусь. За Триновантеса, Вольфгарта, Пендрага…
— И Зигмара? — с хитрой усмешкой уточнил Герреон.
— Да, и за Зигмара тоже, — ответила Равенна, не глядя на ухмылку брата и опасаясь покраснеть.
— Если честно, сестра, то я не понимаю, что ты в нем нашла. То, что он сын короля, не делает его особенным. Он такой же, как и все остальные: грубиян, который недалеко ушел от варвара.
— Замолчи! — воскликнула Равенна, выдавая свои чувства и ругая себя за это, когда брат рассмеялся.
— Что, боишься, что придет Вольфгарт и сломает мне другую руку? Ну уж нет, на сей раз моя очередь, и я вспорю ему брюхо.
— Герреон! — уже не на шутку рассердилась Равенна, прерывая напитанный ядом поток слов.
Но не успела она урезонить брата, как увидела, что он вглядывается куда-то у нее за спиной. Равенна повернулась и тут же забыла о его дерзости.
Из леса за рекой показалась колонна всадников. Они выглядели усталыми, но голоса звучали победно. Высоко в небе плыли знамена и копья.
Со стен их приветствовали радостными криками, тут же разнесся слух о возвращении войска, и все жители поспешили к воротам.
Равенна почувствовала, как все в ней искрится от ликующего смеха. Но он замер у нее на губах при виде воинов в полном боевом облачении, которые шли впереди колонны и на носилках из щитов несли тело павшего героя.
— О нет! — закричал Герреон. — Нет… ради всего святого, нет!
Сердце Равенны упало, когда мозг пронзила мысль: это Зигмар. Но потом в числе тех, кто нес павшего, она увидела сына короля. К тому же его алое знамя реяло высоко в воздухе.
Зигмар жив, и девушка облегченно вздохнула, но тут же сердце пронзила боль. Она узнала изумрудно-зеленое знамя, которое покрывало тело погибшего воина, — стяг Триновантеса.
Впереди поднимались грозные стены Рейкдорфа, строгие и черные на фоне неба цвета тусклой слоновой кости. Зигмар с нетерпением ждал и вместе с тем страшился возвращения домой. Он помнил, как жители радостно встречают победителей, у которых ярко блестят щиты и сияют на солнце наконечники копий.
Его воины тоже возвращались с победой: они разгромили грозную армию Серых гор и убили предводителя орков. На больших погребальных кострах у стен Астофена они сожгли почти две тысячи трупов орков и гоблинов, победа была блистательной.
Повелитель Астофена, кузен короля Бьёрна, после сражения радушно принял воинов у себя в городе, жители лечили раненых и угощали победителей наилучшим мясом и отличным пивом.
Зигмар праздновал победу вместе со всеми, ибо тоска по убитому Триновантесу оскорбила бы храбрость победителей. Но в душе он оплакивал его гибель. И страдания усугублялись тем, что на смерть друг пошел по его, Зигмара, приказу.
Дорога спускалась к Суденрейкскому мосту — грандиозному сооружению из дерева и камня, которое Аларик с Пендрагом возвели всего два месяца назад. Воины шагали неторопливо и величественно — они несли благородного героя домой, к месту последнего упокоения.
В плечо Зигмара вгрызался зубчатый край одного из щитов, на которых лежал побратим, но он терпел эту боль, ибо знал: бремя смерти Триновантеса ему предстоит нести еще долго после того, как носилки опустят на землю, а друга похоронят на краю Брокенвалша, на Холме воинов.
Дорога вывела их на ровное место, и воины с носилками прошли между возвышавшимися по обе стороны от моста резными столбами, которые венчали изображения оскалившихся волков. По внутренней поверхности парапета были высечены сюжеты сражений из преданий племени унберогенов. Подвиги героев из этих сказаний издавна волновали детей.
В камне были увековечены сражения с орками и драконами таких славных воинов, как Дрегор Рыжая Грива и его отец. Напротив изображения Бьёрна, убивающего огромное чудище с бычьей головой, камень был пуст: сюда впишут историю Зигмара. Наверняка здесь высекут сюжет, повествующий о победе при
