Астофене, которая навсегда останется началом его легенды.
Зигмар смотрел, как распахнулись тяжелые ворота: их со всей силы толкали два отряда воинов. Стены Рейкдорфа по высоте превосходили астофенские, да и сам город был больше и насчитывал более двух тысяч жителей. Столицу короля Бьёрна называли одним из чудес западных земель, но Зигмар хотел превратить ее в величайший город мира.
Над воротами была деревянная арка, которую венчала статуя непреклонного и свирепого бородатого воина в доспехах и плаще из волчьей шкуры, с громадным двуручным боевым молотом. По бокам от него сидели два волка. Зигмар склонил голову перед изображением Ульрика.
Посреди распахнутых ворот стоял отец и сопровождавшие его Альвгейр и Эофорт. Увидев родителя, Зигмар очень обрадовался, ибо знал: не важно, как далеко он пойдет в поход и сколь громкой станет легенда о нем, — он всегда будет сыном своего отца.
Жители Рейкдорфа толпились у ворот, но ни один не выходил из-за стен, чтобы не мешать вернувшимся с войны победителям воспользоваться их священным правом — с высоко поднятой головой войти в ворота своего города.
— Что ж, прием радушный, — сказал Пендраг, который тоже шагал рядом с Зигмаром и нес тело Триновантеса.
— Какой и должен быть, черт возьми! — заметил Вольфгарт. — За последние десятилетия наше племя не знало столь громких побед.
— Да, — сказал Зигмар. — Как и должно быть.
Дорога пошла вверх, воины поднимались по склону к стенам Рейкдорфа. Настроение Зигмара улучшилось, когда он увидел приветствующих их возвращение соплеменников. Несмотря на все те невзгоды, которые судьба посылала им на пути к царству Морра, — чудищ, болезни, голод и трудности, — они все же умудрялись выживать, не теряя при этом достоинства и храбрости.
Так разве может какая-то сила сломить такое племя?
Да, случались разочарование и боль, но человеку присущи мечты о лучшей доле. Зигмар знал, что его ждет немало испытаний, прежде чем он сумеет претворить в жизнь те великие стремления, которые зародились в нем в День определения среди могил предков.
Зигмар ввел своих воинов в ворота Рейкдорфа, и сотни собравшихся громко и радостно приветствовали их. Родители со слезами радости и горя бросились к сыновьям.
Когда матери находили своих отпрысков гордо восседающими на конях или перекинутыми через лошадиные спины, они приветствовали их сердечными словами или горестными криками.
Зигмар шел вперед, пока не оказался перед отцом. Король, как всегда, выглядел внушительно и величественно, а лицо его светилось радостью — ведь сын вернулся с войны живым и невредимым.
— Давайте осторожно опустим, — сказал братьям по мечу Зигмар, и они поставили носилки с телом Триновантеса на землю.
Зигмар стоял перед отцом и не знал, что сказать, но король Бьёрн просто крепко обнял сына.
— Сын мой, — сказал он, — ты вернулся ко мне мужчиной.
Зигмар тоже обнял отца. Этот отважный человек сумел один, без жены, вырастить сына. Зигмар знал, что всем обязан отцу, и заслужить его одобрение было самой высшей наградой на свете.
— Я же говорил, что ты будешь мною гордиться, — сказал Зигмар.
— Верно, — согласился Бьёрн. — Говорил.
Король унберогенов отпустил сына и сделал шаг вперед, желая приветствовать вернувшихся воинов, и, отдавая дань их храбрости, поднял вверх руки:
— Воины унберогенов, вы вернулись к нам, за что я возношу хвалу Ульрику. Ваша доблесть будет вознаграждена, и каждый из вас сегодня станет пировать как король!
Всадники встретили речь короля громкими возгласами, которые взлетели до облаков, а Бьёрн обратился к Зигмару и тем воинам, которые принесли носилки.
— Триновантес? — глядя на знамя, спросил король.
— Да, — подтвердил Зигмар, и голос его дрогнул. — Он пал на Астофенском мосту.
— Хорошо ли он сражался? Была ли славной его смерть?
Зигмар кивнул:
— Да. Если бы не отвага Триновантеса, нам бы несдобровать.
— Значит, Ульрик приветливо встретит его в своих чертогах, и мы будем завидовать ему, — заявил Бьёрн. — Ибо там, где сейчас Триновантес, пиво крепче, еда обильней и женщины краше земных. В свое время мы встретимся и с гордостью пройдем с ним по великим чертогам.
Зигмар улыбнулся, зная, что отец говорит правду, ибо для настоящего воина нет большей награды, чем славная гибель и радушный прием на пирах загробной жизни.
— Я всегда думал, что самое трудное дело на свете — вести воинов в бой, — продолжал Бьёрн. — Но теперь знаю, что куда тяжелее участь отца, который ждет сына с войны.
— Думаю, что понимаю тебя, — проговорил Зигмар, оборачиваясь и проводя взглядом обезумевших от горя родителей, ведущих в поводу коней с мертвыми сыновьями на спинах. — При всей своей славе, война — грязное дело.
— Значит, ты усвоил важный урок, сын мой. Победа — день радостный и в равной мере трагичный. Чти первое и учись справляться со вторым, иначе тебе не стать вождем.
Бьёрн обратился к братьям по мечу Зигмара:
— Вольфгарт и Пендраг, у меня сердце наполнилось радостью, когда я увидел вас в живых.
Оба воина просияли от ласковых слов короля, а тем временем по дороге загрохотали три телеги, везущие пиво из подвалов пивоварни. На первой повозке ехал гном Аларик, и воины громко загомонили, когда увидели угловатые руны на боках бочонков.
— Эль гномов? — поразился Вольфгарт.
— Возвратившимся героям причитается самое лучшее, — улыбнулся Бьёрн. — Я хотел приберечь эль для пира в честь свадьбы сына, но он, кажется, с этим не спешит. Лучше выпить сейчас, пока пена не осела.
— А я все слышал, — отозвался Аларик. — Пена на эле гномов не оседает никогда.
— Образно выражаясь, мастер Аларик, — пояснил Бьёрн. — Я не хотел тебя обидеть.
— Тем лучше, — проворчал гном. — Ты же знаешь, я всегда могу вернуться к своим.
— Не будь же таким занудой! — рассмеялся Пендраг, хватая гнома за руку и стискивая дружеским пожатием. — Давай наливай!
Вольфгарт кивнул Зигмару, а король подошел к Пендрагу и пивным бочкам.
— Ты разве не присоединишься? — спросил Бьёрн.
— Непременно, — отвечал Зигмар. — Только побуду с Триновантесом, пока за ним не пришли его родные.
— Ясно, — кивнул Бьёрн и понимающе улыбнулся сыну. — Вполне справедливо. Тогда подробно расскажи мне о вашем походе, пока мы ждем.
Зигмар улыбнулся:
— На самом деле рассказывать особенно не о чем. Сначала мы выслеживали зеленокожих на юге и на западе, а потом разбили их под стенами Астофена.
— Сколько их было? — как всегда, без лишних слов поинтересовался Альвгейр.
— Около двух тысяч.
— Двух тысяч?! — ахнул Бьёрн и гордо переглянулся с Альвгейром. — И он говорит, что рассказывать не о чем! А Костедробитель?
— Мертв, я его убил. Гхал-мараз упился его кровью.
— Две тысячи! — вздохнул Эофорт. — Я даже не предполагал, что одному вождю под силу собрать такое количество зеленокожих. И вы всех убили?
— Именно так, — подтвердил Зигмар. — Их трупы превратились в пепел.
— Кровь Ульрика! — воскликнул Бьёрн. — Надеюсь, Адхельм оказал героям достойный прием в своем городишке. А если это не так — я с ним поквитаюсь.
— Так, — подтвердил Зигмар. — Твой кузен шлет привет своему королю и клянется в случае нужды прислать нам всех воинов, которых соберет.
