Солнце давно гуляло по небу, и Хорст сказал:
— Кот, уже поздно.
Зверюга зевнул, обнажив острые клыки. Ему явно не было дела до времени суток.
— Не надо было допивать это талеутенское пойло, — сказал Хорст, морщась от желчи во рту — следствия дешевой выпивки, которой торговали вразнос торговцы с весьма сомнительной репутацией. — Мы проспали всю рыбу, кот. Ведь ее уже выловили те, кто встал пораньше. Кажется, нас ждет голодный денек. Ну, меня-то уж точно.
Выбравшись из зарослей камыша, Хорст вставил весла в уключины и погреб к середине реки. Ему наперерез в Рейкдорф шли торговые суда, и рыбаку постоянно приходилось оборачиваться через плечо и следить, чтобы они не потопили его.
Ему вдогонку неслась брань, но Хорст с молчаливым достоинством не обращал на грубиянов никакого внимания и греб туда, где сбегавший с Холмов пяти сестер приток впадал в Рейк. Часто это место оказывалось весьма рыбным, и сегодня он решил плыть туда.
Хорст бросил за борт привязанный к веревке камень. Импровизированный якорь устроил славный всплеск, и кот презрительно глянул на него. Потом рыбак насадил на крючок кусок тухлого мяса.
— Ну что, кот, остается только ждать, — сказал Хорст, забрасывая снасть в воду.
Он задремал на солнце, предварительно намотал лесу на палец, чтобы знать, когда клюнет рыба.
Когда лесу дернуло, рыбаку показалось, что он закрыл глаза только секунду назад. Он понял, что рыбина попалась большая.
Хорст попытался подтянуть добычу, потом намотал лесу на специальный крепеж на борту. Лодка так раскачивалась, что кот удивленно озирался по сторонам.
— Что-то очень уж большое, кот! — воскликнул Хорст, мечтательно представляя себе прекрасную свежую форель, или кефаль или, быть может, даже камбалу, хотя эта рыбина так далеко в реку обычно не заходила.
Он снова стал подтаскивать добычу, но вскоре его надежды о вкусном обеде испарились: он увидел тело.
Оно подплывало к лодке на спине, крючок зацепился за кожу на груди. Хорст прищурился, увидев голого окровавленного мужчину мощного телосложения. Вокруг головы, словно водоросли, покачивались на воде светлые волосы. Рыбак дотянулся до тела и подтащил вплотную к лодке.
Мужчина действительно оказался мускулистым и могучим, а потому Хорсту пришлось изрядно попотеть и покряхтеть, прежде чем удалось затащить его в лодку.
— Знаю, что ты думаешь, — обратился он к коту. — И зачем только возиться с этим бедолагой, который уже явно умер, да?
Кот спрыгнул с кормы и отправился осматривать добычу, без особого интереса обнюхивая мокрое тело. Хорст присел, чтобы отдышаться, и тут он заметил, что из длинных порезов на боку тела все еще сочится кровь.
— Хо-хо, да парень-то еще не совсем помер! — сказал он и наклонился, чтобы откинуть мокрые пряди волос с лица неизвестного.
Рыбак охнул, тут же схватился за весла и что есть мочи погреб к пристани Рейкдорфа.
— Ох, кот, только не это! — причитал он. — Это плохо… очень плохо.
— Он будет жить? — спросил Пендраг, боясь услышать ответ.
Крадок не отвечал, ибо не видел смысла в объяснениях, которые воин либо не поймет, либо, даже если поймет, все равно принимать не захочет. Сын короля балансировал на самом пороге царства Морра, и никакие земные знания не могли удержать его на этом свете.
Когда к Крадоку ворвался бледный и перепуганный Пендраг, лекарь врачевал юного воина со сломанной рукой — очередную жертву слишком жестких тренировок на Поле мечей. Не успел вошедший открыть рот, как Крадоку стало ясно: стряслось что-то воистину ужасное.
Быстро собрав необходимые снадобья, Крадок с трудом припустил за Пендрагом, а в его возрасте поспевать за молодым воином было уже весьма непросто. Когда они наконец добрались до Большой палаты, Крадок запыхался и во рту у него пересохло.
Дурные предчувствия лекаря подтвердились, стоило ему увидеть собравшихся вокруг королевской Большой палаты горожан с вытянувшимися от страха лицами. Пендраг провел его через толпу, и, хоть Крадок был уже готов к худшему, он все же содрогнулся, увидев лежащего на тюфяке Зигмара, мокрого и бледного.
Вокруг на коленях стояли Эофорт и побратимы Зигмара, а сбоку, обнажив клинки, будто в преддверии сражения, выстроились воины. В стороне нервно жался сгорбленный незнакомец в драной кожаной безрукавке, с маленьким котиком на руках, который с ужасом поглядывал на королевских волкодавов.
Крадок тут же разогнал всех и начал обследовать Зигмара, хотя опасался, что ему уже не помочь, но тут увидел, что из глубоких ран на боку и бедре все еще течет кровь.
— Я спросил, выживет ли он? — допытывался Пендраг. — Это же Зигмар!
— Вижу, не слепой! — рявкнул Крадок. — Помолчи и не мешай!
Зигмар был бледен, он явно потерял много крови, но это не могло вызвать симптомы, которые наблюдал Крадок. Зрачки расширены, кончики пальцев дрожат…
Крадок тщательно осмотрел раны на боку, нанесенные, очевидно, мечом.
— Что случилось? — спросил он. — Кто на него напал?
— Пока неизвестно, — прорычал Вольфгарт. — Но кто бы это ни был, его ждет смерть до захода солнца!
Крадок кивнул и ниже склонился над раненым, когда заметил остатки какой-то желтоватой смолистой смазки на коже вокруг раны. Он нагнулся еще ниже, принюхался и отпрянул, уловив сероводородный растительный запах.
— О Шаллья милосердная! — прошептал он, приподнимая веки Зигмара.
— Что? — воскликнул Пендраг. — Что с ним, человек?! Отвечай!
— Болиголов. Зигмара отравили. Его ранили мечом, смазанным соком болиголова из болот Брокенвалша.
— Это плохо? — спросил Вольфгарт, вышагивавший позади Пендрага.
— А как ты думаешь, идиот! — рявкнул Крадок. — Разве ты слышал о хороших отравах? Перестань задавать дурацкие вопросы, лучше сделай что-нибудь полезное и принеси чистой воды! Сейчас же! — И отвернулся от собравшихся воинов. — Мне доводилось видеть скот, который щипал траву возле болот или пил воду, в которой находились корни этого растения.
— Это смертельно? — озвучил Эофорт вопрос, задать который опасались остальные.
Крадок колебался, не желая отнимать малую толику надежды у тех, кто любил Зигмара.
— Обычно да, — наконец сказал лекарь. — Отравленным животным трудно дышать, потом у них подкашиваются ноги, они начинают биться в конвульсиях. В конце концов легкие отказывают — и животное больше не дышит.
— Ты сказал «обычно», — заметил Эофорт, и среди охватившей Большую палату паники его голос прозвучал странно спокойно. — Некоторые выживают?
— Да, но таких немного, — согласился Крадок. Он достал закупоренный воском глиняный пузырек. — Ну, где же вода?
— Сделай все возможное, — попросил Эофорт. — Зигмар должен жить.
Появился Вольфгарт, и Крадок велел:
— Очисти раны. Тщательно. И не брезгуй промыть раны внутри. Все вычисти оттуда, не должно остаться даже следа желтоватой смолы. Ясно? Ни следа!
— Ни следа, — повторил Вольфгарт, и Крадок прочел в глазах воина бесконечный страх за жизнь друга.
Лекарь вложил в руки воина глиняный флакон и продолжал наставления:
— Чистую рану надо смазать этой настойкой таррабета, потом пусть кто-нибудь, у кого не дрожат пальцы, зашьет рану.
