– То, что тебе нужно, – ответил Режек, уходя в пургу. – И не забудь, кто достал это для тебя.
Каспар перевернул тубу вверх дном, и из нее выскользнул потрепанный пергаментный свиток. Протянув футляр стражнику, посол развернул послание.
Это была карта, карта Кислева, и Каспар удивился, с чего бы это Чекатило решил послать ее ему. Здесь был сам Кислев – четкий оттиск с гравировальной доски, – Прааг, город потерянных душ, на севере, и порт Эренград на западе.
Важность карты открылась Каспару, только когда он заметил, что многие места обозначены как владения того или иного кислевского боярина, и увидел одну особую отметку примерно в ста милях от Кислева, там, где сливались два притока Тобола. Он прочел три слова, отпечатанных мелким шрифтом, и сердце его бешено застучало:
Он резко обернулся и крикнул:
– Седлать лошадей!
– Чекатило слишком много знает, – сказал Петр Лосев, шагая по темным помещениям покинутого здания. – Надо было, чтобы Кажетан убил его, пока имелась такая возможность.
– А что он знает на самом деле? – спросила фигура, облаченная в длинный, переливающийся темный балахон, который, казалось, поглощал лучи света, пробивающиеся сквозь щели в оконных ставнях. Голос, надо признать, был чарующим. – Что он участвовал в тайном провозе в Кислев искажающего камня? Я почему-то не думаю, что он решится поделиться, с кем-нибудь этим своим знанием. В любом случае, как только представители этих вшивых кланов доберутся до Кислева, все будет кончено. Нам не стоит волноваться.
– Вы правы, – согласился Лосев, – но Чекатило все равно опасен. Он может все рассказать послу.
– Посол не проблема, дорогой мой Петр; он уже почти стал королевской пешкой. А о Чекатило позволь позаботиться мне. Когда армия Верховного Зара захватит камни Урзубья и пойдет на штурм Кислева, я уж постараюсь, чтобы Чекатило настигла о-очень мучительная смерть.
– Мне пришлось сообщить Чекатило, где находится поместье Саши, – признался Лосев, – а он передаст эти сведения послу.
– Знаю. Фон Велтен и его воины сегодня утром отправились в погоню за Сашей.
– Проклятие! – выругался Лосев. – Они не должны схватить его.
– Не беспокойся, Лосев, – успокоила советника фигура, вытаскивая длинный узкий клинок. – Саша сослужил свою службу и теперь бесполезен для меня. Он слишком глубоко погрузился в свое безумие и не в состоянии эффективно контролировать события, а эта сучка Валенчик, надо отдать ей должное, оказалась куда хитрее, чем мы считали.
– Что ж, если Саша еще не мертв, мы должны надеяться, что фон Велтен убьет его.
– Не беспокойся, Петр, посол – человек страсти, и сейчас он в ярости, к тому же, хотя Саша и далеко от меня, я все еще могу в некоторой степени влиять на своего прекрасного принца. Так что либо Каспар прикончит Сашу, либо Саша – его. Это безразлично.
Лосев смотрел, как фигура наклонилась, чтобы развернуть принесенные им узлы.
Розовая детская плоть отразилась в полированной стали ножа.
– Они великолепны, Петр, – заявила фигура. – Чисты и невинны. Они отлично подойдут.
Лошадь споткнулась, движения ее стали вялыми и неловкими. Кажетан знал, что животному долго не прожить, сговорившиеся между собой холод и голод убьют коня до того, как он доставит Сашу к месту назначения. Жеребец и так уже отвез его дальше, чем Кажетан предполагал, и воин не мог не признать отваги животного.
Снегопад слепил его, но он безошибочно вел умирающую лошадь сквозь пургу, стиснув онемевшими пальцами мокрую гриву. Кажетан ехал уже три или четыре дня, укрываясь порой с подветренной стороны камней или заворачивая себя и коня в шкуры, которые ему удалось украсть до того, как он покинул Кислев. Лук снабжал его едой, а снег – питьем.
Чем большее пространство отделяло его от Кислева, тем яснее становились мысли, и болезненный стук истинного «я» о стенки черепа стихал, пока Кажетан не обнаружил, что способен совершенно не обращать внимания на его вопли. Мерное ковыляние лошади и бесконечная белая равнина, раскинувшаяся перед ним, вводили его в состояние, сходное с трансом, – мысли просто не приходили в голову Кажетана.
Он потерял счет времени и расстоянию, загипнотизированный леденящим морозом и безрадостной перспективой, окружающей его, и разум медленно дрейфовал назад сквозь годы, прошедшие с тех пор, как он убил своего отца.
То, что он сделал с отцом тогда, в темном лесу, не открылось из-за свары, разгоревшейся между местными боярами из-за его земель. Люди, пившие квас, разбивавшие о пол кружки, наполнявшие залы военными песнями и клятвами в вечной дружбе, вскоре вступили в борьбу и один за другим совершали набеги на дом боярина Кажетана, стремясь захватить его для себя.
Они с матерью мешали всем. Никому из схлестнувшихся бояр не нужны были чужая жена и сын, но драчуны знали, что причинить парочке вред означало бы навлечь на себя возмездие со стороны остальных. Состояние страха продолжалось три года, до того момента, как мать Саши заболела, свалившись в лихорадке, и, несмотря на усилия местных знахарок, в одно солнечное весеннее утро умерла.
Мир Саши буквально перевернулся. Когда его любимая матушка, центр и смысл его существования, покинула его, а имение отца превратилось в развалины, он отправился в путешествие – сперва на север, в Прааг, затем преодолел самый высокий перевал гор Края Света. Он бродил по дорогам, которые, как он узнал позже, назывались дорогами черепов, посетив даже легендарные земли Востока. Его подстегивало горячее желание увидеть то, чего не видел ни один человек Кислева.
Здесь, у таинственных владык островов, научился он искусству войны, все свое существо направив на то, чтобы стать мастером боя на мечах. В Кислеве такого человека называли дрояшкой, но на островах Саша превзошел этот статус, вступив в сферу умения, далеко выходящего за пределы столь скудного
