– Мне очень этого хочется, – хрипло пробормотал он. – Вы не могли бы дать мне еще один шанс?
Подняв голову, девушка с сомнением вгляделась в него. Затем кивнула.
– Спасибо, – поблагодарил он со странной улыбкой.
Глава 17
В последующие недели Виктория пережила все стадии чувств, которые обычно следуют за предательством любимого. Сначала она досадовала, затем злилась, и наконец в душе ее осталось глухое болезненное чувство утраты. Но она собралась с силами и была полна решимости принять случившееся как свершившийся факт и признать, что прошлое уже не вернешь. Она научилась горевать наедине с собой, оплакивая то, что осталось позади, а затем одеваться в свои лучшие наряды и с лучезарнейшей улыбкой встречать друзей и знакомых.
Ей удавалось скрывать свои чувства от всех, кроме Джейсона и Кэролайн Коллингвуд, которые, каждый на свой лад, стремились помочь ей: Кэролайн – занимая ее нескончаемыми визитами, приемами и вечеринками, а Джейсон – сопровождая ее на них. По большей части он относился к ней как опекающий старший брат, который вывозит сестру на встречи, в театр, оперу.., а там – дает ей полную возможность развлекаться с друзьями и подругами. Однако он не спускал с нее глаз и был постоянно готов прийти на помощь и при необходимости отшить любого ухажера, которого по тем или иным причинам не считал достойным своей протеже. И так случалось не раз. Виктории, уже наслышанной о его шокирующей репутации человека, который может позволить себе все, было смешно наблюдать, как Джейсон бросал ледяной взгляд на чересчур назойливого воздыхателя, вынуждая бедолагу испуганно бормотать извинения и поспешно ретироваться.
Однако в целом общество воспринимало поведение маркиза Уэйкфилда не только как забавное, но и как странное и отчасти даже подозрительное. Никто не верил, что эта парочка намерена пожениться, тем более что Джейсон Филдинг продолжал принимать поклонников леди Виктории в своем доме и относительно объявленной когда-то помолвки говорил, что вопрос этот еще не решен. Поэтому общественное мнение склонялось к тому, что решение о помолвке было слишком преждевременно принято стареющим больным герцогом (который явно любил обоих) и что пара лишь ради него продолжает делать вид, что обручена.
Но с течением времени в обществе возникло менее благоприятное предположение. Еще с самого начала некоторые, особенно консервативно настроенные лица, с подозрением отнеслись к факту «совместного» проживания неженатой парочки, но поскольку девушка казалась такой симпатичной, а лорд Филдинг не проявлял по отношению к ней особого пристрастия, мало кто прислушивался к сплетням. И все же когда они все чаще стали вместе появляться в обществе, прошел слух о том, что лорд Филдинг, репутация которого давно была подмочена, решил сделать девушку своим очередным трофеем, если уже не сделав этого.
Появились даже непристойные предположения по поводу того, что помолвка служит лишь удобной ширмой для распутной связи под самым носом бедной мисс Флосси Уильсон. Эта клевета распространилась, но ей мало кто верил по той простой причине, что хотя лорд Филдинг часто сопровождал графиню, однако вел себя далеко не так, как ведут себя любовники и обладатели «трофея». Более того, у леди Виктории было очень много стойких защитников, включая графиню Коллингвуд и ее влиятельного мужа, которые воспринимали как личное жестокое оскорбление, если кто-нибудь осмеливался обронить хоть слово против графини Лэнгстон.
Виктория ничего не знала о любопытстве, которое вызывали ее отношения с Джейсоном, но прекрасно видела, что в свете многие относятся к нему с недоверием. Чем ближе она знакомилась с людьми этого круга, тем более ее тревожили тонкие нюансы в поведении людей, когда рядом появлялся Джейсон. Они явно настороженно, подозрительно и даже с тревогой относились к нему. Поначалу она предполагала: тот факт, что в его присутствии люди чувствовали себя стесненно и становились более официальными, лишь плод ее воображения, но постепенно убедилась, что это не так. По временам до нее доносились обрывки сплетен, нашептываемых кому-то на ухо, отдельные слова из разговоров, в которых слышалась злоба или по крайней мере неодобрение.
Кэролайн предупредила ее, что в обществе боятся лорда Филдинга и не доверяют ему. В один из вечеров ей сказала об этом и Дороти.
– Тори, Тори, это ты! – бросилась к ней сестра через толпу людей, окружавших Викторию во дворе дома лорда и леди Потэм, где давался бал.
Виктория, не видевшая сестру со дня прибытия в Англию, с трудом сдерживала наплывающие слезы, когда та заключила ее в крепкие объятия.
– Где ты была в последнее время?! – заговорила Виктория, счастливая, что они наконец снова вместе. – Ты так редко пишешь, я полагала, ты все еще находишься «в ссылке», в деревне.
– Мы с бабушкой возвратились в Лондон три дня тому назад, – быстро объяснила Дороти. – Я бы сразу же навестила тебя, но бабушка не хочет, чтобы мы общались. Я высматривала тебя везде, где бывала. Но это не важно. У меня мало времени. Компаньонка сейчас начнет меня разыскивать. Я сказала ей, что, кажется, заметила бабушкину подругу и хочу передать ей послание от нее.
При этом Дороти опасливо оглянулась, так боясь быть застигнутой своей компаньонкой на месте преступления, что не заметила, с каким любопытством на нее взирали молодые поклонники Виктории.
– О, Тори, я чуть с ума не сошла от беспокойства! Я знаю, как отвратительно обошелся с тобой Эндрю, но ты не должна и в мыслях допустить, чтобы выйти за Уэйкфилда! Ты просто не можешь выйти за этого страшного человека. Не можешь! Ты должна знать, что он ни у кого не пользуется доверием. Я слышала, как леди Фолклин, компаньонка бабушки, говорила с ней о лорде, и знаешь, что она сказала?
Виктория чуть повернулась к своим жадно слушавшим беседу сестер ухажерам.
– Дороти, лорд Филдинг очень добр ко мне. Не проси меня прислушиваться к злобным сплетням, я не сделаю этого. Давай лучше я представлю тебя.
– Не сейчас! – в отчаянии сказала сестра, находившаяся в слишком смятенном состоянии, чтобы позволить себе отвлечься. Она попыталась пошептать на ухо Виктории, но из-за общего шума это было невозможно, и поэтому ей пришлось говорить громче:
– Знаешь ли, что говорят об Уэйкфилде? Леди Фолклин сказала, что его даже не стали бы принимать в обществе, не будь он Филдингом. У него постыдная репутация. Он использует женщин в своих грязных целях, а затем бросает их! Люди боятся его, и тебе следует поступать так же! Говорят… – Она оборвала свою филиппику, увидев, как пожилая леди вылезла из экипажа, ожидавшего на улице, и пошла через толпу явно в поисках кого-то. – Ой, мне нужно уезжать. Это леди Фолклин, компаньонка бабушки.
И Дороти бегом пустилась к карете, а Виктория наблюдала, как отбывает ее сестра.
В этот момент ближе всех стоявший к ней мистер Уоррен вдохнул понюшку табаку.
– Знаете ли, юная леди совершенно права, – протянул он.
Очнувшись от печальных мыслей о сестре, Виктория презрительно взглянула на этого хлыща, выглядевшего так, словно он боится собственной тени, а затем на остальных поклонников, которые, несомненно, услышали многое из сказанного.
В ее груди поднялась волна гневного презрения. Они были пустоголовыми, ничтожными, разодетыми в пух и прах, как павлины, манекенами, смаковавшими сплетни о Джейсоне по той очевидной причине, что он гораздо богаче их и, несмотря на его репутацию, гораздо привлекательнее для женщин.
На ее губах играла лучезарная озорная улыбка, но в глазах горели грозные искорки, когда она обратилась к юному бездельнику:
– Ах, мистер Уоррен, так вы, оказывается, опасаетесь за меня?
– Да, миледи, и не я один.
– Господи, какой абсурд! – фыркнула девушка. – Если вы действительно хотите знать правду, а не слушать глупые сплетни, то вот она. Я приехала сюда одинокой сиротой, не имея ни близких, ни богатства, полностью зависящая от милости его светлости и лорда Филдинга. А теперь – прошу вас, смотрите на меня.
Молодой дурачок вставил в глаз монокль, буквально поняв ее повеление.
– Ну что, перед вами несчастная женщина? – нетерпеливо спросила она. – Или, может, я похожа на утратившую честь и гордость? Нет, сэр. Напротив, лорд Филдинг приютил меня в своем чудесном доме, защитил меня своим именем. По правде говоря, мистер Уоррен, мне кажется, что очень многие женщины Лондона втайне мечтают, чтобы их «использовали» таким образом, и, судя по наблюдениям, они были бы
