родительской любви, тепло родного дома и беззаботные дни девичества. А впереди.., впереди ее ждал Джейсон, облаченный во что-то великолепное, дорогое, иссиня-голубое и бархатное… Его лицо было в тени, и он выглядел ужасно высоким и смуглым, даже скорее темным. Темным и непонятным, как.., как ее будущее.
Зачем ты это делаешь ?! – панически зашептал ее мятущийся рассудок, когда Чарльз повел ее к жениху.
Сама не знаю, молча ответила она. Наверное, потому, что я, нужна Джейсону.
Разве это причина?! – возмутился разум. Ты все еще можешь избежать несчастья. Поворачивай и беги!
Не могу! – воскликнуло ее сердце.
Можешь. Просто развернись и беги. Именно сейчас, пока не поздно.
Не могу! Я не могу его бросить.
Да почему же?
Это унизило бы его – даже больше, чем его когда-либо унижала первая жена.
Вспомни, что говорил отец: «Не позволяй никому убедить себя, что можешь быть счастлива с тем, кто не любит тебя». Вспомни, как несчастлив был он сам. Беги. Скорее! Улепетывай, пока не поздно!
Сердце девушки проиграло борьбу со страхом, когда Чарльз вложил ее холодную как лед руку в теплую ладонь Джейсона и отступил в сторону. Она уже приготовилась бежать, свободной рукой подобрала свои юбки, дыхание ее участилось. Она уже было попыталась вырвать правую руку из его руки, но в тот самый момент он захватил ее пальцы железной хваткой и резко повернул голову в ее сторону, впиваясь глазами в ее лицо и как бы предупреждая не делать этого шага. Затем его хватка внезапно ослабла, а глаза стали пустыми и равнодушными. Он отпустил невесту, дав ее руке упасть, и взглянул на архиепископа.
"Он собирается прервать церемонию!» – поняла Виктория, когда архиепископ поклонился и сказал:
– Так начнем, милорд?
Джейсон покачал головой и открыл было рот…
– Не делайте этого! – шепнула девушка, пытаясь остановить его.
– Что вы сказали? – улыбаясь, переспросил архиепископ.
Виктория подняла глаза на Джейсона и увидела, как он унижен.
– Я просто испугана, милорд. Пожалуйста, возьмите мою руку.
Он поколебался, всматриваясь в ее глаза, и чувство облегчения постепенно проступило сквозь мрачность его лица. Его рука успокаивающе коснулась ее запястья.
– Итак, можно начинать? – недовольно спросил архиепископ.
Губы Джейсона шевельнулись:
– Да, пожалуйста.
Пока шла долгая венчальная служба, Чарльз любовался женихом и невестой; его сердце готово было разорваться от счастья, но, краем глаза уловив отблеск пурпура, он вдруг почувствовал, что за ним наблюдают. Он посмотрел влево и весь напрягся, когда его взгляд скрестился со взглядом бледно-голубых глаз герцогини Клермонт. Он пристально посмотрел на нее, и на его лице отразился холодный триумф, затем, напоследок презрительно прищурив глаза, он отвернулся и выбросил мысль о ее присутствии из головы.
Он смотрел, как его сын стоит рядом с Викторией; двое гордых, прекрасных людей дают клятву, которая соединит их навечно. Слезы подступили к его глазам, когда архиепископ торжественно произнес:
– А вы, Виктория Ситон?..
"Кэтрин, любовь моя, – шептал про себя Чарльз, – видишь ли ты наших детей? Разве они не прекрасны, стоя здесь вместе? Твоя бабушка не дала нам возможности соединиться, моя дорогая, – это была ее победа, но теперь – победили мы. Теперь у нас с тобой будут внуки, моя радость. Моя родная, прекрасная Кэтрин, у нас будут внуки».
Чарльз наклонил голову, не желая, чтобы старая женщина, сидевшая напротив, увидела, что он прослезился.
Но герцогиня Клермонт не могла ничего увидеть, потому что слезы застили ей глаза и катились по ее морщинистым щекам.
«Кэтрин, любовь моя, – шептала она про себя, – посмотри, что я наделала. В своем глупом, слепом эгоизме я не позволила тебе выйти за него и иметь с ним детей. А теперь получилось так, что вместо этого у вас будут общие внуки. О, Кэтрин, я так тебя любила! Я хотела, чтобы весь мир лежал у твоих ног, и не верила, что для тебя весь мир заключался в одном этом человеке…»
Когда архиепископ попросил Викторию произнести за ним слова клятвы, она вспомнила просьбу Джейсона и постаралась принять влюбленный вид.
Глядя на его лицо, она попыталась говорить ясно и уверенно, но в тот момент, когда прозвучали слова о любви, Джейсон неожиданно возвел глаза к куполу церкви и на его губах появилась сардоническая улыбка. Девушка поняла, что он изучает место, где молния должна пробить свод, и все ее напряжение вылилось в подавленный смешок, отчего архиепископ укоряюще нахмурился.
Но кратковременный приступ веселья тут же прошел, когда на всю церковь прозвучал глубокий, звонкий голос Джейсона, обещавшего быть ей верным в радости и горе. На этом служба окончилась.
– Можете поцеловать невесту, – сказал архиепископ. Джейсон повернулся и посмотрел на нее, и его глаза сияли таким явным, таким неожиданным и таким пугающим триумфом, что, когда он обнял ее, она вся окаменела. Наклонившись к Виктории, он запечатлел на ее дрожащих губах такой долгий и смелый поцелуй, что архиепископ рассердился, а некоторые гости ухмыльнулись; затем Джейсон поднял голову и взял ее за руку.
– Милорд, – умоляюще шептала она, когда они направлялись по проходу к выходу, – пожалуйста, я не успеваю за вами.
– Называй меня Джейсоном, – бросил он, но шаг замедлил. – И в следующий раз, когда я буду целовать тебя, притворись, что это тебе по душе.
Его ледяной тон подействовал на нее так, будто ее окатили ведром холодной воды, но ей удалось все же изобразить на напряженном лице улыбку, когда она стояла на паперти между Чарльзом и Джейсоном, приветствуя восемьсот гостей, собравшихся здесь, чтобы пожелать им обоим счастья.
Чарльз повернулся, чтобы переброситься парой слов с одним из друзей, когда из церкви вышла последняя гостья, тяжело опиравшаяся на отделанную драгоценными камнями трость из эбенового дерева.
Не обращая никакого внимания на Джейсона, герцогиня Клермонт, а это была она, приблизилась к Виктории, устремив взгляд прямо в ее синие глаза.
– Вы меня знаете? – без обиняков спросила она, когда Виктория вежливо улыбнулась.
– Нет, мэм, – сказала девушка. – Мне очень жаль, но не знаю. Кажется, я видела вас где-то, потому что ваше лицо мне знакомо, и все-таки…
– Я ваша прабабушка…
Виктория непроизвольно еще крепче ухватилась за руку мужа. Так вот какова ее прабабушка, женщина, отказавшаяся дать ей кров и разрушившая счастье ее матери. Виктория вздернула подбородок.
– У меня нет прабабушки, – с ледяным спокойствием произнесла она.
Этот резкий выпад произвел самое странное действие на вдовствующую герцогиню. Ее глаза загорелись восхищением, и суровое лицо смягчила еле заметная улыбка.
– О, моя дорогая, у вас есть прабабушка. Есть, – повторила она почти влюбленно. – Ваша внешность унаследована от матери, но эта вызывающая гордость – это мое. – Она усмехнулась, покачав головой, когда девушка попыталась возражать. – Нет-нет, не трудитесь вновь отрицать мое существование, ибо в ваших жилах течет моя кровь, а в движении вашего подбородка я вижу собственное упрямство. У вас глаза вашей матери, но моя воля и характер…
– Держитесь от нее подальше! – неистово прошипел Чарльз, резко обернувшись. – Уходите!
Герцогиня застыла, словно превратилась в камень, но глаза ее метали молнии.
– Не смейте говорить со мной таким тоном, Атертон, или я…
– Или что? – оборвал Чарльз. – Не пытайтесь угрожать мне. Я больше не в вашей власти. Теперь у меня
