тут он наконец осознал, что кто-то пытался отравить его в собственном доме. Невыносимая, отвратительная мысль.
Да этого просто быть не может!
– Что заставляет вас считать, будто покушались на меня?
– Прежде всего яд подсыпали в графин с портвейном, к которому никто, кроме вас, не прикасается. Сам же графин оказался в корзинке для пикника. После вашего возвращения корзинки отнесли на кухню, где их распаковала судомойка по имени Джин. При этом присутствовал Хиггинс и, увидев прилипшие к графину травинки, решил, что такое вино не подобает подавать на стол вашей светлости, поскольку какой-нибудь мусор или стебельки могли попасть и внутрь. Насколько я понимаю, здесь, в Хоторне, следуют обычаям общества, предписывающим, чтобы все не выпитое за обедом вино было отдано дворецкому?
– Совершенно верно, – сдержанно произнес Джордан. Фокс кивнул:
– Именно это мне и сказали, но я ожидал подтверждения. В соответствии с этим обычаем вино перешло к Хиггинсу. И поскольку тот не выносит именно этот сорт, он подарил его Нордстрому, лакею, чтобы отпраздновать радостное событие – вчера Нордстром стал дедушкой. В четыре часа Нордстром отнес графин в свою комнату. В семь он был найден мертвым – тело еще не успело остыть, на столе стоял бокал с недопитым вином.
Судомойка объяснила, что Нордстром сам открывал бутылку портвейна сегодня утром и попробовал немного, желая убедиться, что вино не испортилось, а потом наполнил графин и поставил его в корзину, которую потом отнес к экипажу. Хиггинс говорил, что вы торопились и почти сразу же подошли к фаэтону. Это правда?
– У крыльца стоял грум, державший лошадей под уздцы. Я не видел лакея.
– Грум не мог отравить портвейн, – уверенно заявил Фокс. – Он мой человек. Сначала я заподозрил Хиггинса, но…
– Хиггинса?! – поразился Джордан. Подобное предположение показалось ему настолько забавным, что он, несмотря на всю серьезность происходящего, едва не расхохотался.
– Да, но Хиггинс не делал этого, – заверил Фокс, ошибочно приняв недоверчивое выражение лица герцога за подозрительное. – У него не было мотива. Кроме того, он слишком слабохарактерен. Впал в истерику из-за Нордстрома, ломал руки и причитал хуже судомойки. Пришлось сунуть ему под нос пузырек с нюхательной солью.
При других обстоятельствах Джордан, конечно, немало позабавился бы, представив строгого, величественного дворецкого бьющимся в истерике, но в эту минуту ему было не до веселья. – Продолжайте.
– Именно Нордстром выгрузил после пикника вещи из корзины и принес все на кухню. Следовательно, он, и только он, держал в руках графин. Очевидно, не он отравил вино. Джин заверила, что, кроме него, никто не прикасался к графину.
– В таком случае когда яд был туда положен? – нахмурился Джордан, не имея ни малейшего предчувствия, что всего через мгновение мир, едва расцветший яркими красками, померкнет и безвозвратно рухнет.
– Поскольку мы исключили возможность того, что вино было отравлено до или после пикника, – тихо заключил Фокс, – остается одно: кто-то подсыпал его в портвейн во время пикника.
– Вздор! – процедил Джордан. – Там не было никого, кроме меня и моей жены.
Фокс деликатно отвел глаза:
– Совершенно верно. И поскольку вы этого не делали, остается… ее светлость.
Джордан не помня себя вскочил, сотрясаясь от ярости, и ударил кулаком по столешнице с такой силой, что по комнате прокатился грохот.
– Убирайтесь, – приказал он тихо, – и забирайте бездельников, которые на вас работают. Если через четверть часа вы все еще будете здесь болтаться, я выброшу вас собственноручно. А если услышу хотя бы слово беспричинной клеветы на мою жену, задушу вас голыми руками, и да поможет мне Бог!
Фокс неторопливо встал, однако не собирался так просто сдаваться. С другой стороны, он был не настолько глуп, чтобы оставаться на расстоянии вытянутой руки от взбешенного нанимателя. Осторожно отступив, он осмелился возразить.
– Я бы не назвал эти обвинения беспричинной клеветой, ваша светлость, – печально вздохнул он.
Невыразимая тоска охватила все существо Джордана, сжала сердце, пронзила мозг. Перед глазами стояла Александра на берегу реки, наклонившая над бокалом графин с портвейном. «Не хотите вина? Это ваше любимое…»
– Сегодня утром ваша жена снова тайком навещала сэра Энтони.
Джордан тряхнул головой, словно пытаясь отрицать то, что твердил ему разум, борясь с болью, потрясением и гневом, раздиравшими душу.
Верно истолковав этот жест отчаяния, Фокс негромко сказал:
– Когда вы вернулись, ваша жена уже была с ним помолвлена. Разве не кажется странным, что ваш кузен так легко от нее отказался?
Граф медленно повернул голову и взглянул на Фокса. В серых глазах стояла такая мучительная горечь, что даже ко многому привыкший сыщик содрогнулся. Но его светлость молча поднялся, направился к столику, где на серебряном подносе стоял графин с виски, и, наполнив бокал до краев, осушил его двумя глотками.
– Не позволите ли поделиться с вами моим мнением? – мягко осведомился Фокс.
Джордан слегка наклонил голову, но не обернулся.
– У вашего кузена есть мотив для умышленного убийства. Ваша смерть ему выгодна, и именно потому на него первого падет подозрение, даже без дополнительных улик.
– Каких улик?
– Сейчас я перейду и к этому. Но сначала позвольте сказать, что бандитам, напавшим на вас недалеко от Моршема, требовался не столько ваш кошелек, сколько жизнь. Это было первым покушением. Во второй раз им удалось вас похитить. И если раньше лорд Таунсенд стремился завладеть вашим титулом и богатством, то теперь у него появилась еще одна причина.
Фокс остановился, выжидая, но, видя, что герцог по-прежнему молчит и не оборачивается, снова заговорил:
– Этой причиной, конечно, является желание получить вашу жену, с которой он продолжает видеться втайне.
И поскольку именно ее светлость приезжает к нему, можно предположить, что она тоже хочет выйти за него замуж, чего им не удастся добиться, пока вы живы. А это означает, что у лорда Таунсенда появилась сообщница. – Сыщик тяжело вздохнул и объявил:
– С этой минуты я должен быть полностью откровенным. Простите мою резкость, но мне нужно заручиться вашим безоговорочным содействием. Герцог не сказал ни единого слова, и Фокс, поняв, что он колеблется, быстро проговорил:
– Если верить слухам, исходившим от ваших слуг, в ту ночь, когда в вас стреляли, ваша жена вернулась домой лишь утром. Вы знаете, где она была?
Джордан выпил еще виски, прежде чем ответить:
– По ее словам, спала в комнате гувернантки.
– Ваша светлость, возможно ли, что стрелявший в вас человек мог быть женщиной?
– Моя жена превосходно владеет оружием, – саркастически заметил Джордан. – Вряд ли она промахнулась бы.
– Уже совсем стемнело, и она была верхом, – пробормотал Фокс скорее себе, нежели Джордану. – Возможно, лошадь дернулась в момент выстрела, однако я сомневаюсь, что она пошла на это. Слишком рискованно. Раньше с вами пробовали разделаться наемники, но теперь злоумышленники перешли к более решительным действиям и ваша жизнь подвергается куда большей опасности, а моя работа становится в десять раз сложнее. Потому я прошу вас делать вид, будто вы не знаете о том, что Нордстром был отравлен. Пусть ваши жена и кузен считают, что вы ничего не подозреваете об их заговоре. Я велел доктору Денверсу говорить, что лакей умер от разрыва сердца. При допросе слуг я старался упоминать о графине как бы между прочим. Никто не догадается, что мы заподозрили неладное. Если мы сможем и
