— Девушка, с которой живет Эрик, беременна.
— Они не предохранялись?
— Нет. Эрик не видел в этом необходимости.
— Я не понимаю, почему молодые люди не могут занести малыша, если они не предохраняются? — тихо засмеялась Оливия.
— Эрик в детстве перенес рак, а лекарства и различные процедуры сделали его стерильным. Доктора сказали нам об этом много лет назад.
— То есть выходит, что ребенок не его? — нахмурилась Оливия.
— Эрик знает, что не может иметь детей. — Джек устало потер глаза.
— О, милый…
Джек хотел посоветовать сыну что-нибудь полезное, но у пего не нашлось слов ни ободрить его, ни подсказать ему правильное решение. Он повесил трубку с чувством, что в очередной раз подвел Эрика.
Галерея на Харбор-стрит была пустынна. Пользуясь передышкой, Мэрилин прошла в заднюю комнату, чтобы выпить чашечку кофе. Выходные обычно тянулись медленно, особенно осенью. В летние месяцы галерея была притягательным местом для туристов и поток посетителей не ослабевал. Мэрилин радовалась временному затишью, приходящему с осенью, и тем более потому, что скоро начнется рождественская лихорадка. К ней уже начали потихоньку готовиться.
Сегодня должен заехать Джон Бауман. Последний раз Мэрилин видела его в июне и вспоминала их встречу со смущением. Джон был замкнутым, скромным мужчиной, не склонным вести светские беседы. Она старалась расшевелить его, вовлечь в разговор, но, как оказалось, только сама болтала без умолку. Когда Джон ушел, Мэрилин хотелось ударить себя за неуместное рвение.
Она едва успела налить кофе, как в выставочном зале послышались шаги. Сделав быстрый глоток, Мэрилин отставила кружку в сторону и поспешила поприветствовать посетителя.
— Добро пожаловать, — проговорила она, и ее лицо просветлело. — Джон, я только что думала о вас.
Его фотографии долгое время были едва ли не самыми популярными из тех, что они продавали. Галерея специализировалась на различных художественных произведениях: масляная живопись и акварели, мраморные и бронзовые скульптуры, фарфоровые статуэтки и гончарные изделия. Но Джон был единственным фотографом, чьи работы выставлялись в галерее.
Его снимки были черно-белыми и цветными, снимал он и пейзажи, и детали природы, например крупный план грубого камня на пляже или причудливую кору дерева. Иногда он фокусировался на шлюпке, гонимой ветром, или на рыбацкой лачуге. Но никогда на его фотографиях не было людей. Мэрилин восхищалась тем, как хорошо он умел находить простоту в сложном пейзаже, открывать для зрителя базовые формы и линии. Она приходила в восторг от того, как Джон обнаруживал сложное в малом, в простых деталях. Он был настоящим художником, который заставлял совершенно по-другому смотреть на обычные вещи.
Именно благодаря его работам Мэрилин и знала Джона. Насколько она поняла, он был человеком немногословным, но его работы буквально кричали. Именно поэтому Мэрилин хотелось узнать Джона получше. И еще потому, что она находила его неотразимым…
Джон Бауман был высоченным и гибким, носил длинные волосы, часто забранные в хвост. Джон не был привлекательным мужчиной в общепринятом смысле — заостренные черты лица, слишком большой нос. Во всем его облике было нечто ястребиное, и одевался он обычно — в джинсы и ковбойки.
Свои работы Джон начал приносить в галерею три года назад — несколько за один раз. Но между его визитами были долгие промежутки. Мэрилин работала в галерее десять лет и была знакома с большинством художников, которые жили неподалеку. Она часто общалась с ними, но с Джоном говорила очень редко и практически всегда о деле. И Мэрилин казалось странным, что ее любимый творец противится ее попыткам завязать дружбу.
— Я принес вам фотографии, — сказал он.
— Я очень на это надеялась. Все, что вы принесли в июне, уже распродано.
Услышав новость, Джон слегка усмехнулся. Улыбки Джона были настолько же редки, как и его слова.
— Людям нравятся ваши работы.
Похвала смутила Джона. Когда покупатели просили о встрече с ним, он всегда отказывался, не объясняя причин, но Мэрилин чувствовала, что, по его мнению, интерес публики должен быть сосредоточен на работе, а не на самом художнике.
— Я принесу фотографии, — резко произнес Джон, скрываясь за дверью черного хода.
Джон вернулся с фотографиями в рамках различных размеров. Он отнес их в заднюю комнату и сложил на стол Мэрилин.
— Я могу предложить вам чашечку кофе? — спросила Мэрилин.
Она частенько предлагала ему кофе и раньше, но Джон всегда отказывался.
— Конечно.
Мэрилин была уверена, что неправильно поняла его. И сказала себе, что абсурдно чувствовать такой энтузиазм оттого, что он наконец согласился. Мэрилин налила ему чашку кофе и жестом предложила сахар и сливки, но Джон покачал головой.
Они сели на стулья напротив друг друга, глядя в свои чашки.
— Ваши работы приобретают успех, — наконец произнесла Мэрилин.
— Вы разведены? — спросил Джон, проигнорировав ее замечание.
Вопрос застал Мэрилин врасплох. Она не была мастером вести светские беседы, но этот вопрос показался ей почти грубостью. И все-таки она решила ответить Джону, а затем вернуться к теме его творчества.
— Тринадцать лет. — Она редко рассказывала о своем браке. Была молода и незрела и заплатила высокую цену за свою ошибку. После развода вернула себе девичью фамилию и решила оставить печальный опыт за спиной. — А вы?
У Джона, похоже, был свой план на этот разговор, потому как он ответил ей вопросом на вопрос:
— Но вы не часто ходите на свидания, верно?
— Нет. А вы?
— Иногда.
— Вы женаты? — спросила Мэрилин, не сомневаясь, что у Джона есть жена.
— Нет.
— Разведены? — поспешила она задать вопрос.
Джон, очевидно, не считал нужным откровенничать в обмен на ее рассказ.
— Так почему вы не ходите на свидания? — стоял он на своем.
Мэрилин пожала плечами, выбирая невербальный ответ вместо пространных объяснений.
— Неужели вас никто не приглашает? — Джон отхлебнул кофе.
— Конечно приглашают. — Мэрилин предпочитала светские вечеринки личным свиданиям наедине. — А с чего вдруг такой интерес? Вы хотите куда-нибудь пригласить меня? — храбро поинтересовалась она.
Если бы Джон сделал это, она, вероятно, поддалась бы искушению. А может, и нет. Мрачные, таинственные мужчины опасны, и она уже выучила этот урок.
— Что он сделал с вами? — продолжал давить Джон. Мэрилин встала со стула, неуютно чувствуя себя оттого, как он уклонялся от ее вопросов, упорно задавая свои. И с каждым вопросом копал немного глубже, вторгаясь на территорию, которую она предпочитала оставлять заповедной.
— Скажите мне что-то, чего я о вас не знаю, — проговорила Мэрилин, бросая ему вызов взглядом.
— Я повар.
— Вы любите готовить?
— Нет, я шеф-повар в ресторане «У Андрэ».
Заведение было дорогим и находилось на берегу Такомы, там подавали морскую кухню.
