минные поля. Это была не самая простая задача. Тральщикам, находящимся под постоянным огнем с воздуха, не удавалось очистить фарватеры. В довершение всего, заграждения охраняли немецкие эсминцы и две подводные лодки. Они напоминали сторожевых псов, защищающих от волков вверенную им отару — конвои, которые, увидев противника, поспешно ретировались в относительно безопасную зону.
Первые попытки остановить вторжение на море все-таки нельзя назвать неудачными[324]. Тем не менее, оба адмирала были недовольны сложившимся положением. Вся эта операция по установлению английского “присутствия” в Проливах была им не по душе. Их не вдохновляла даже надежда, что английские корабли сравнительно благополучно достигнут цели.
Опыт подсказывал, как трудно маневрировать в узких проливах. А тут еще мины. Мины, подстерегающие на каждом шагу, а еще кругом — останки затонувших и полузатонувших судов. Эти опасения были не напрасны. Около Норт-Фоленда, откуда ни возьмись, появилась немецкая подводная лодка и потопила эсминец из эскадры адмирала Дракса. Пришлось[325] развернуть соединение в противолодочный ордер[326] и брать с боем каждую милю пути. Когда, наконец, англичане вышли в район вторжения, легкие немецкие суда отошли под прикрытие тяжёлых орудий линкоров[327]. Подключились дальнобойные орудия, находящиеся на побережье. Все это происходило при слабом свете луны и взлетающих ракет. Зловещая картина напоминала сошедший на море ад. Огонь не отличался точностью, но люди находились в состоянии постоянного нервного напряжения. Моряки обеих сторон были сильно измотаны.
Нескольким паромам, буксирам и дрифтерам не повезло — англичане нашли их и уничтожили. Это заставило другие подобные суда попрятаться по обе стороны Ла-Манша. Немцы надеялись, что опасность минует. Так думал и Лютьенс, но на английских кораблях рассуждали иначе. Драке и Джеймс повернули к Дувру, надеясь отыскать там новые мишени. Здесь, однако, им не повезло: один эсминцев наскочил на мину, за ним последовал флагманский крейсер “Манчестер”.
Это положило конец преследованию — отныне английские корабли просто “присутствовали” в проливе.
Сложилась благоприятная обстановка для действий подводных лодок. Ликование на английских кораблях вызвало сообщение, что субмарина Н-49 торпедировала “Шлезиен” и отправила его на дно[328].
Вскоре один из эсминцев адмирала Джеймса также был торпедирован подводной лодкой в районе Селси Билла. Другой бросился в погоню за вражеской подводкой и потопил ее.
Третий эсминец попал в переделку в районе Бичи-Хед. На него напали немецкие миноносцы и подводная лодка. уклоняясь от атаки, английский корабль попал на минное поле. Четвертому эсминцу досталось от береговых орудий.[329]
Когда движение немцев через Проливы было фактически остановлено, адмирал Драке решил отступить. Узнав об этом, Джеймс также предпочел не лезть на рожон. Его эскадра медленно отошла, продолжая ленивую перестрелку с противником.
Итак, какова же была обстановка в Проливах утром 15 июля ? К восходу солнца англичанам удалось перерезать часть немецких коммуникаций и в то же время уклониться от сражения в опасной узкой части Ла-Манша. Такое сражение было бы чрезвычайно рискованно из-за обилия мин. Но, стремясь действовать наверняка, англичане потеряли темп операции; с восходом же солнца их корабли превратились в беззащитные мишени для пикирующих бомбардировщиков Кессельринга.
Сложившаяся ситуация вполне устраивала Лютьенса. Англичане блокированы с воздуха и находятся под огнем береговой артиллерии. Дальнейшее продвижение по Проливам для них равносильно самоубийству. Следовательно, можно спокойно возобновлять движение судов через Ла-Манш.
Все утро видимость была отвратительной, что не помешало немецким пилотам и артиллеристам нанести англичанам весомый ущерб. И это при том, что количество боеприпасов на береговых батареях было ограничено.
“Юнкерсы восемьдесят семь” поставили английский флот в безвыходное положение. Истребители RAF ожесточенно атаковали противника, уже не заботясь о собственной безопасности. Они делали все возможное и невозможное, чтобы облегчить положение своего флота. Но теперь наземные службы связи были частично разрушены: летчики не могли своевременно получать информацию, что обесценивало их работу.
В 11 часов утра адмирал Дракс получил сведения, что противник возобновил движение конвоев через Проливы. На это надо было как-то реагировать, и Дракс отправил вперед один из своих эсминцев, подняв на нем свой адмиральский флаг, снятый с “Манчестера”. Увы, эти усилия не увенчались успехом: почти сразу в эсминец попала бомба и повредила его орудийную башню[330]. В довершение очередной корабль адмирала Джеймса налетел на мину.[331]
Эскадры Дракса и Джеймса были предоставлены сами себе и беззащитны перед вражеской авиацией. Потери, конечно, были очень велики. Но дело было даже не в них: на английских кораблях подходили к концу боеприпасы (из 200–250 снарядов на орудие, которые имелись на кораблях, было израсходовано больше 150 — преимущественно безрезультатно). Экипажи нуждались в передышке.
К середине дня необходимость возвращения в порт стала очевидной, но что ожидало корабли там? Доки постоянно обстреливались. Промежутки между налетами были очень краткими. Часть техники вышла из строя. Докеры прекращали работу при появлении вражеских самолетов.
Итак, Королевские ВМФ потерпели поражение, причем понесли потери, компенсировать которые представлялось едва ли возможным. После этой операции командование пришло к выводу, что блокировать проливы они не в силах. Действительно, если англичане могут активно действовать лишь под прикрытием темноты, если днем они совершенно беспомощны, то большую часть суток немцы будут чувствовать себя хозяевами в проливах. В течение ночи, однако, невозможно предпринять решительные шаги.
Пока в проливах шли жестокие сражения, вступили в дело английские бомбардировщики. Они бомбили порты, через которые проходило вторжение и где наблюдались скопления судов. Одновременно силы “Люфтваффе” атаковали укрепления противника в районе Дувра.
А на немецких плацдармах шла методичная работа по наведению порядка в армии. Процесс высадки внес определенную дисгармонию, некоторые части и соединения “рассыпались”, их надо было “собирать” и переформировывать. На фронт выдвигались наиболее боеспособные соединения, которым предстояло удерживать позиции до прихода подкреплений. Мобильные силы сосредоточивались для броска в северном направлении (то есть от Хоукинга к Бархему) и на восток — к Дилу.
Дувр все еще не был взят. Там, среди руин порта и Дуврского замка, продолжались тяжелые бои. Постепенно 1-я лондонская дивизия теряла силы. Артиллерийское прикрытие отсутствовало, боеприпасы были на исходе. Солдаты не имели боевого опыта.[332] Выбор у них был весьма невелик: сражаться до последнего и умереть, обратиться в бегство или сдаться, когда закончатся боеприпасы. Лейтенант Макс Тренер из 6-й горнострелковой дивизии вспоминает взятие одного из последних оплотов обороны на территории порта. С оттенком сожаления он пишет о последних минутах взвода солдат Ирландской гвардии:
“Когда мы ворвались на этот участок, было ясно, что противник уже повержен. Их боеприпасы почти закончились. Мы предложили парням сдаться, но в ответ услышали брань и два-три ружейных выстрела. Нам ничего не оставалось, как открыть огонь. И далее после этого, еле живые, они все еще продолжали сопротивляться. Мы убили их всех. Война есть война. Но мы не могли не испытывать уважения к этим солдатам”.
Дуврский замок пал на рассвете. Последние донесения Рамсея сообщали только о героизме и решимости защитников; когда генерал разговаривал по телефону с Торном, голос его прерывали звуки сражения.
Порт был разрушен почти полностью. На месте оставались лишь блокшивы да краны. Очень пострадали верфи. В распоряжении немцев не было ни специалистов, ни рабочей силы, чтобы быстро навести порядок и восстановить нормальное функционирование гавани. В городе, однако, захватчики нашли
