кое-какие годные к употреблению запасы и средства передвижения. Некоторые машины были все еще на ходу, хотя владельцы и получили распоряжение вывести их из строя. В порту и на прилегающих территориях обнаружилось 27.800 литров бензина. Это было очень хорошим подарком для немцев: армия могла какое-то время продержаться, пока не будут восстановлены коммуникации. Войска имели директиву ориентироваться по обстоятельствам и использовать местные ресурсы. Немцы были весьма довольны таким распоряжением. Ведь им приходилось видеть, как полыхают на море транспортные суда, — пусть это случалось и не очень часто. В немецкой армии осознавали необходимость экономии и даже поощряли мародерство как средство выживания.[333]
Импровизированные решения Торна и Лиардета имели свои опасные стороны. Прежде всего, они ставили под угрозу контратаку 1-й бронетанковой дивизии, которой командовал генерал-майор Р.Эванс. Трепка, полученная дивизией во Франции, не прошла бесследно. Число единиц бронетехники и колесных средств передвижения значительно сократилось. Выполнение боевых задач становилось сложным, если вообще реальным. Каждая из двух бригад располагала сейчас всего двумя полками вместо трех положенных. Все подразделения были укомплектованы по сокращенным штатам. Не хватало крейсерских и даже легких танков. Тем не менее, возможности дивизии нельзя было недооценивать. В 3-й бригаде под командованием бригадного генерала Дж. Крокера имелось 70 быстроходных крейсерских танков с опытными экипажами. 1-я бригада Д.Х. Пратта была укомплектована более тихоходными, но лучше бронированными машинами и пехотными танками. Последние очень напугали немцев при Аррасе. 8-й, еще не обстрелянный танковый полк, располагал пятьюдесятью такими танками, а в опытном 4-м полку их насчитывалось тридцать два. Правда, этот полк получил свои боевые машины (переданные из 7-го полка) лишь 13 июля, за день до вторжения, поэтому работы у личного состава было невпроворот. Двадцатая бронетанковая бригада под командованием генерала Э.Д. Фаншоу была оснащена разномастными легкими танками, бронемашинами и грузовиками. Она могла лишь выполнять разведывательные функции да, может быть, иногда поддерживать пехоту.
В состав 1-й бртд входили также самоходные 94-мм орудия 3-го Королевского конноартиллерийского дивизиона. Этот достаточно мощный источник огневой поддержки был, однако, распределен по разным бригадам. Управление дивизией осложнялось плохим состоянием средств связи и отсутствием соответствующего оборудования[334]. [335]
В рамках первоначального плана дивизии предстояло оборонять аэродромы и другие важные стратегические объекты в районе между Темзой и Хорли в Суррее. Теперь ее надо было срочно перебросить в район боевых действий. Проще всего было сделать это по железной дороге, однако рельсовые пути на юге сильно пострадали от авианалетов 13 июля. Эванс изложил свои соображения Торну: если дивизии предстоит участие в боевых действиях под Дувром 15 июля, необходимо осуществить передислокацию в ночь с 14-е на 15-е. Двигаясь днем, невозможно избежать налетов “Люфтваффе”. По мнению Эванса, пользоваться можно было только шоссейными дорогами.
“Нам повезет, — сказал генерал, — если войска вообще достигнут цели, даже если они не встретят никаких препятствий на пути следования. И будет верхом удачи, если к полудню следующего дня все будет готово к атаке”.
Торн был гораздо лучше Эванса осведомлен о степени загруженности шоссейных дорог. Он, однако, предпочел воздержаться от комментариев и молчаливо согласился с командующим дивизией, но не преминул подчеркнуть, что “наступление должно развиваться с минимальной задержкой”[336].
Было принято решение использовать два маршрута. 3-я танковая бригада берет влево (в сторону Кентербери) и затем поворачивает на юго-восток к Дувру через Бархем. В это время 1-я танковая бригада концентрирует свои силы в лесу около Лимпинга и начинает движение по линии Элхем-Лимпинг-Постлинг. Затем она штурмует аэродром в Хоукинге и высоту Вест-Хугем. Артиллерия 1-й лондонской дивизии при всей ее недостаточности должна была оказывать посильную помощь в наступлении. Пехоте Лиардета предстояло закрепить за собой освобожденную территорию.
Крейсерские танки могли делать 20 километров в час, а танки поддержки пехоты всего тринадцать. Скорее всего, однако, скорость будет еще меньше, учитывая загруженность дорог и многочисленные объезды разбомбленных участков. А если иметь в виду остановки для заправки и профилактики машин 1-й бронетанковой дивизии...
Многочисленные беженцы на дорогах вызывали сочувствие солдат. С одной стороны, военные горели нетерпением поскорее[337] разделаться с немцами, с другой — им очень не хотелось проявлять грубость к своим соотечественникам, сталкивая их с дороги. А здесь еще колонны грузовиков и личного транспорта, велосипедов и телег. Несчастные, в спешке покинувшие свои дома, часто были так трогательно доброжелательны к своим защитникам. Они бурно выражали солдатам поддержку.
В ночь с 14 на 15 июля проблема беженцев стояла как никогда остро. Полиция выбивалась из сил, пытаясь освободить проезжую часть дороги для армии. “Бобби” использовали все возможные средства убеждения и принуждения. К счастью, миграция пошла на убыль: до людей, наконец, стало доходить, что если немцам удастся оккупировать страну, бежать будет некуда[338]. Паника начала спадать, и вместе с тем возрастала воля к победе.
14 июля, Черчилль выступил с обращением к народу. Речь его вызвала новый подъем национального духа.
Премьер использовал самые возвышенные выражения и обороты. Звучали такие слова, как национальный долг, дело свободы, славные традиции прошлого. “Армия и флот, — говорил Черчилль, — ведут героическую борьбу с захватчиками. Страшные беды и страдания обрушились на ни в чем не повинных мирных жителей”.
Потомок герцога Мальборо превозносил до небес жертвенный героизм летчиков Королевских военно-воздушных сил. “Они изгоняют вражеские бомбардировщики с английского неба, — говорил он, — они ведут беззаветную самоотверженную борьбу за выживание нации”.
“Скоро мы услышим жестокие новости, — снова и снова повторял премьер-министр, — многих ждут тяжелые удары, горе и страдания, навлеченные на нашу прекрасную и любимую страну. Но мы выстоим. Мы выстоим, как бы тяжело нам ни пришлось. Мы победим и вышвырнем незваных гостей назад, в море, откуда они пришли. Теперь же пусть каждый мужчина и каждая женщина внесет свою лепту в борьбу. Вооружайтесь для отпора врагу и забудьте об отдыхе. Радости жизни подождут, пока наша земля не будет очищена от гнусных захватчиков. Да благословит вас Бог в вашем священном деле”.[339]
Но этот тонкий и хитрый политик прекрасно понимал, что его ораторское искусство, скорее всего, уже не имеет смысла. Флоту не удалось блокировать Проливы. Дувр и Фолкстоун у немцев. Бомбардировщики RAF явно не могли переломить ход сражения. Истребители проигрывали схватку с противником.
14 июля в 19 часов Даудинг встретился с Черчиллем и Невиллом. Он поставил их в известность, что последние истребители из резерва уже отправлены в эскадрильи. Но они восстановят боеспособность авиагрупп максимум до 65 процентов от нормы.
Даудинг предавался теоретическим рассуждениям, а дамоклов меч уже висел над Англией. В полдень 14 июля первая группа офицеров немецких ВВС высадилась в Хоукинге. Их целью было подготовить аэродром для приема “мессершмиттов”. Внутри одноэтажного здания, где находился центр управления полетами, их ожидал приятный сюрприз — диаграммы и документы, которые в спешке забыли уничтожить. Одного взгляда на эти замечательные трофеи было достаточно, чтобы составить четкое представление об английской системе наземного управления истребителями. Эти ценнейшие сведения были немедленно направлены Кессельрингу, руководившему сражением со своей “Священной Горы” с видом на Кале. Иными
