— Господа, давайте подведём некоторые итоги. Только факты, голые факты, и ничего лишнего, — минут двадцать спустя после начала разговора американец поднял вверх обе руки. — Мы не можем ответить на вопрос, где мы, но хотя бы знаем, кто мы. Так?
— Что Вы хотите этим сказать, подполковник Лонгворт? — вскинул голову де Андидо. — Лично я абсолютно убеждён, что вы из Северо-Американских Штатов, а солдаты капитана Максименко — русские. Хотя, я не знаю, почему они вдруг стали называть себя солдатами Красной Армии, а Вы обмолвились о Соединённых Штатах Америки.
— Вот об этом я и хочу поговорить, сеньор де Андидо, — покачал головой морпех, взял паузу, смотря, как прибежавший из лесу солдат что-то тихонько докладывает на ухо русскому командиру.
— Подождите. Товарищ, тьфу, ты, господин подполковник, господин капитан первого ранга, ни у кого из вас случайно нет доктора? — с надеждой в голосе спросил Максименко. — У нас в обозе пять тяжелораненых бойцов, и один из них только что умер. Батальонный комиссар Хренов.
— Что же Вы сразу не сказали, капитан? Почему молчали? — моментально отреагировал американец, нажимая тангетку рации. — Говорит «Крёстный»! Билли, срочно спустись вниз! Захвати все наши медикаменты, найди себе пару помощников. У русских много раненых, в том числе и тяжёлых. Роджер.
— Я также пошлю за нашим корабельным доктором, — обернулся к матросам командир крейсера. — Да, Ваши люди, вероятно, голодны? Мы готовы поделиться и провиантом из корабельных запасов.
— Сеньор де Андидо, выслушайте, пожалуйста, меня. Ваш врач, может быть и хорош для медицины конца девятнадцатого века, но вряд ли сможет сделать больше своего коллеги из начала двадцать первого века, — внезапно произнёс Лонгворт.
— Как? Что Вы сказали? Какого века? — взволнованно загалдели испанцы, переглядываясь друг с другом.
— Ничего себе, товарищ капитан! Это как такое может быть? — дождавшись перевода с немецкого, удивлённо произнёс Пётр Глушко.
— Я знаю не больше тебя, Петя. Я ещё вчера вечером перестал что-либо понимать в этой катавасии, — грустно улыбнулся Виктор Максименко. — Сейчас расспросим американцев, они что-то темнят, и, видимо, знают больше, чем нам говорят.
— Господа! Сейчас всё объясню, — подполковник вновь поднял руки вверх, привлекая к себе внимание, и обернулся к испанцам. — Ваша «Рейна Рехенте», сеньоры, пропала без вести во время шторма в тысяча восемьсот девяносто пятом году. Вместе со всем экипажем.
— Батальон капитана Максименко, скорее всего, растворился в каком-то «котле», во время жестоких боёв летом тысяча девятьсот сорок первого года. Когда на Россию напал Гитлер. Вероятно, Ваших бойцов посчитали погибшими, и в неразберихе отступления попросту про них забыли, — выдержав небольшую паузу, продолжил американец.
— Это корыто на отмели, не что иное, как корпус бразильского линкора «Сан-Паулу», бесследно исчезнувший в штормовой Атлантике осенью тысяча девятьсот пятьдесят первого года. И, наконец, мы, штабная секция разведбатальона первой дивизии морской пехоты США. Во время боевого задания в Ираке попали в пыльную бурю, и были вынуждены приземлиться у какого-то странного водоёма. И оказались здесь, на берегу моря, в абсолютно незнакомой местности, где не работает спутниковая навигация, чужие звёзды над головой, чужие солнце и луна. У нас на календарях две тысячи третий год, — постукивая пальцем по наручным часам на запястье, закончил Лонгворт.
— Господин подполковник, а немчуру-то хоть разбили? — грустным голосом поинтересовался лейтенант Глушко, нарушая практически гробовое молчание.
— Да, товарищ лейтенант, разбили. В тысяча девятьсот сорок пятом году английская, американская, и советская армии вместе взяли Берлин. Гитлер покончил жизнь самоубийством, — глядя прямо в глаза русского командира, отчеканил американец.
— Ничего не понимаю. Какой Гитлер? Зачем немцам воевать со всем миром? — опять заволновались испанцы. — А кто тогда эти дикари? Из какого они века?
— Господин подполковник, в Вашу теорию не вписываются эти туземцы, — улыбнулся Максименко, кивая сидящих на песке аборигенов.
— Перед нами, скорее всего, местные жители данного мира, — без намёка улыбку ответил морпех, щёлкая тангеткой рации. — Говорит «Крёстный»! «Фалькон-три», приказываю идти на посадку. Нечего тратить топливо. Роджер.
На какое-то время на берегу воцарилась тишина, прерванная гулом вертолётных моторов. Напротив первого «хью» приземлился второй, с доктором на борту, а на палубу неподвижного дредноута села «суперкобра».
— О, Боже! Что будет с нашими семьями? — не выдержал один из испанцев. — Моя жена не переживёт известия о моей гибели!
— Господа, сейчас нам нужно подумать, как сообщить всем вашим людям о том, что мы угодили в неизвестный мир, — Лонгворт внимательно обвёл взглядом лица товарищей по несчастью.
— Почему нам? Ваши солдаты уже знают? — прищурил глаза капитан Максименко.
— Мои морпехи — дети двадцать первого века, века компьютерных игр и полётов на Луну. Их психика выдержит любые испытания, — с гордостью заявил американец, на самом деле весьма обеспокоенный душевным состоянием своих подчинённых.
Таща на спине здоровенный армейский мешок, подошёл доктор, сопровождаемый ещё двумя морскими пехотинцами. Один из них оказался женщиной, и изумлённые испанцы на какое-то время позабыли о своих проблемах. Вид женщины-солдата в штанах, навьюченной амуницией, воюющей наравне с мужчинами, вызывал осуждающие взгляды со стороны консервативных грандов. Русская девушка- переводчик в защитного цвета юбке с карабином на плече смотрелась куда более женственно, чем воинственная американка. Вторым морпехом оказался здоровенный негр, в крепких руках которого автомат смотрелся детской игрушкой. Чернокожий приветливо улыбнулся, обнажая ровные белые зубы.
Что произошло потом, не ожидал никто. Сидящие на песке пленники быстро переглянулись, и с громкими воплями вскочили на ноги. Один из них одним махом вырвал из рук испанского офицера свой топор, и бросился на афроамериканца. Второй попытался выхватить нож из разгрузки ближайшего морпеха. Спонтанно завязалась рукопашная. Капитан первого ранга де Андидо упал носом в песок, когда его сильно толкнули в бок. Лейтенант Глушко попытался перехватить аборигена с топором, но был послан в нокдаун ударом ногой в грудь. Наконец, объединёнными усилиями американцев и красноармейцев, буйных и невероятно сильных туземцев повалили наземь и успокоили, на всякий случай, крепко связав им руки и ноги.
— Похоже, мы теперь знаем, кого в этих краях очень-очень не любят, — усмехнулся Лонгворт, вертя в руках отобранный у аборигена каменный топор. — Этой штукой убить можно.
— Это расизм, сэр. Самый настоящий расизм, — кивая в сторону аборигенов, культурным тоном произнёс чернокожий сержант Майкл Грин. — Эти дикари, что, афроамериканцев никогда не видели?
— Скорее всего, сержант. Либо наоборот — видели, и теперь очень, очень боятся. А вот испанские моряки — точно многого ещё не видели. Иначе не пялились бы на тебя и Сьюзи такими удивлёнными глазами, — засмеялся подполковник. — Товарищ капитан, доктор Билли Мёрдок сделает всё возможное, что можно сделать в данных условиях. Уверяю Вас, Билли очень хороший врач. Проведите его и санитаров к раненым и пострадавшим.
— Спасибо, товарищ, тьфу, господин подполковник, — кивнул Максименко. — Фетисов, проводи доктора! Скажи гражданскому фельдшеру, что мы встретили здесь американцев… Нет, ничего не говори. Я сам всё скажу.
— Я всё же отправлю шлюпку за продовольствием. Судя по солнцу, скоро придёт пора ужинать, — отряхивая мундир от песка, произнёс де Андидо. — Подполковник Лонгворт, капитан Максименко, нам предстоит длинный разговор о многом. Поэтому я прикажу привезти вина. Хорошего испанского вина. Думаю, мы заночуем на этом берегу, а завтра разобьём здесь лагерь.
— Я бы не отказался от бокала хорошего вина, сеньор де Андидо, — улыбнулся американец. — И готов к длинному разговору. Но лагерь я бы рекомендовал разбить милях в десяти отсюда, на берегу впадающей в море большой реки. Там идеальное место для временного пристанища. Ваш крейсер запросто войдёт в реку, а заодно перевезёт и русских. Иначе они потратят на переход сквозь джунгли не меньше недели.
