Завтрашний день обещал большой ветер.
Глава 26
Богородичка
День за днем вертелись колеса сенокоса, июнь с косой острой по лугам бежал в полотняной рубахе. Шлепали в стремнине речки лопасти водяной мельницы, слышались голоса и звоны, быстро говорило сердце, тесно ему в ребрах, хоть вон исторгни.
Кукушка в долине считала часы.
День через день замечала Богородичка чужие глаза в щели высокого забора. Не решался Кавалер приходить на скопческие радения, да и ни к чему ему были чужие песни и медные старинные кресты.
Но после обычных занятий с Царствием Небесным, после Царицынских хмельных сосняков под солнцем, после трапез и каверз трудного и неведомого учения, так и тянуло посмотреть на женщину с закрытым лицом.
Въяве было бы не мила.
Глубокая тайна в ладони дремала. Летать не умела еще.Время придет так полетит, как еще никогда.
Дни напролет гадал Кавалер - отчего закрыли лик Богородички лебединым пологом?
Стал рассеян, карлику-наставнику лгал невпопад, что заболел. Царствие Небесное делал вид, что верит, и не окликал, когда по окончании занятий, Кавалер отпускал коня на волю и под любым предлогом торопился без дороги на пасеку.
Карабкался, обламывая ногти на развилку ясеня у забора близ ее окна.
Вот идет Богородичка за водой с пустыми ведрами на коромысле - встретить бабу с пустым ведром - к худу, и знает она, что несет беду, играет бедрами, косами рыжими манит и голову кружит.
Вот Богородичка яблоневые ветки рогатками подпирает и белит известью от червей.
Вот Богородичка у окна вышивает на пяльцах, нитка длинная, издали кажется, что с каждым стежком зовет мановением полной руки: Ко мне! Ко мне!
Ты нитку то укорачивай, а меня с пути не сворачивай...
Вот Богородичка метет сор в избе чистым веником от двери к печи.
Вот, смело наколонясь и подоткнув пестрядинные юбки над белыми подколеньями моет половицы и выплескивает в бурьян ведро.
Вот Богородичка с кукушечками-трактирными девочками хохочет, перебрасывается играючи изюмками и орешками, шепчется с ними в камышах, выше подружек на голову, краше, чем лебедь белая среди наседок.
Ну хоть бы ветер дунул и отклонил лебединый полог.
Хоть бы пол-лица увидеть...
Жалко что ли, рыжая?
Жарко...
Недвижный жар сковал небеса в тот день. Опасно струился воздух над прудами и колеями. Птицы примолкли, слева направо клонились леса под горячим ветром, успокаивались, молились о дожде пажити и перекрестки.
Царствие Небесное пошел после обеда спать, услал дочку на дальний пруд к бабам- птичницам, Ксения Петрова с утра недомогала, легла в саду на простыню, накрыла голову мокрым полотенцем.
Кавалер маялся. От нечего делать колол лучинки топориком, но быстро бросил.
Что ж такое, на каждом дворе, куда ни приду - чужой. Все тянет куда-то, мучает... И слаще той тяги и муки не найти. Блеял в кустах козленок, запутался в лозах, Кавалер, думая о своем, отпустил его - поскакал детеныш, задрав хвостишко. Опять сосед потраву напустил. Кавалер устало облокотился на дальний поваленный забор у мусорной травяной кучи.
И ослеп на миг.
Зеркальцем пустили ему в глаза солнечный зайчик, едва успел прикрыться рукой - и просвечивала сквозь пальцы алая кровь. Прежде чем зазвучал голос, знал, кто окликнет:
- Что загрустил. Пойдем со мной.
