волновалась абсолютно. Маша даже попыталась сказать Наташе пару колкостей, чтобы хоть немножко вывести коллегу из равновесия, но не вышло.
Наташа действительно не волновалась. Всеобщее волнение ее даже забавляло. По сравнению с ее проблемами, ее решениями, да всей ее жизнью, наконец, все это было нелепой и бессмысленной суетой…
– Неужели передачу нельзя было записать? – вздохнула Маша. – Прямой эфир – все-таки очень страшно.
– Нельзя, милочка моя, нельзя… – Кротов нервно листал сценарий. – Саморяд хотел, чтобы только прямой эфир. Во-первых, нужны звонки зрителей. А потом – деньги же будут поступать все время, а наша задача состоит еще и в том, чтобы, как говорится, заводить зрителей, дабы денежный поток не иссякал. Понимаете? А вы – запись. Тут речь о больших деньгах идет, а вы – запись.
– А-а-а, – понимающе протянула Маша. Было очевидно, что она вот-вот расплачется.
Наташа посмотрела на Кротова, как киллер на жертву. И ей стало жалко этого забавного, не более придурковатого, чем все остальные, мужика.
Она вышла в коридор, прислонилась к стенке, набрала номер по мобильнику:
– Добрый день. Это посольство Франции? Очень приятно. Вас беспокоят с телевидения, первый канал Останкино. Моя фамилия Пустышко. Мы устраиваем круглый стол корреспондентов разных стран и хотели бы пригласить вашего журналиста Жана Глобера – он когда-то работал в Москве. А где он сейчас, я не знаю. Вы не поможете его найти? Позвонить пресс-атташе? Понимаете, мне надо столько корреспондентов собрать, может быть, вы пойдете мне навстречу? Огромное спасибо. Когда я могу позвонить? Сердечно благодарю. А мы во время передачи обязательно вас поблагодарим, непременно, можете даже не волноваться.
Жан Глобер интересовал сейчас Наташу куда больше, чем этот дурацкий марафон.
Зрителей впустили сразу.
Они быстро и организованно расселись, стали внимательно разглядывать Павла Ивановича.
Среди зрителей Пестель заметил усатого человека в очках, который настиг его в холле. Человек поймал взгляд Павла Ивановича, улыбнулся, помахал рукой.
Пестель мог поклясться, что никогда его не видел.
В центр студии вышел режиссер.
– Значит, так, – сказал он, радостно потирая руки. – Жвачки все немедленно проглотили. Раз! – молодцы. Сумки убрали под кресла, чтобы они не портили картинку. Раз! – убрали, хорошо! Теперь репетируем аплодисменты. Варя! – позвал режиссер.
Выскочила Варя.
– Все смотрят на девушку. Молодцы! Как только она взмахнула рукой, все зааплодировали. Репетируем!
Варя взмахнула. Все лениво захлопали.
– В чем дело? – недовольно крикнул режиссер. – Вы сюда зачем пришли? Вы сюда развлекаться пришли? Нет. Вы пришли работать. Помогать нам делать программу. Что вы хлопаете, как в доме престарелых? Вы должны аплодировать, как на хоккейном матче. Понятно? Еще раз.
Откуда-то сверху раздался голос:
– До эфира две минуты. Прошу операторов занять свои места. Удачи всем!
Зрители окаменели.
Павел Иванович побледнел, изо всех сил стараясь не сползти с кресла и не выпасть из неясного света.
– Репетируем! – крикнул режиссер.
Варя взмахнула руками.
Зрители истерично зааплодировали. Кто-то нервно крикнул:
– Шайбу!
– Кричать не надо, – вздохнул режиссер. – А так уже лучше. Всем – удачи. Помните: непосредственность и спокойствие. И главное – улыбайтесь, улыбайтесь. Глядя на вас, телезритель должен понять, что ему тоже хорошо жить. Чем больше вы будете улыбаться, тем больше шансов, что мы покажем ваш крупный план.
Тут же заулыбались все.
Павел Иванович не понял, что уже начался эфир, но стоящий за его спиной детский хор вдруг заголосил:
Дети закончили петь. Варя взмахнула руками. Все зааплодировали. Под аплодисменты вышли трое ведущих – мужчина и две женщины.
Павел Иванович вспомнил, что действительно видел когда-то этого ведущего, мелькало что-то пошловатое, когда он переключал каналы. Ведущая в мини-юбке ему понравилась. Она смотрела спокойно и печально. Павлу Ивановичу всегда нравились женщины с таким взглядом, их было интересно разгадывать.
И тут заорала толстая ведущая:
– Здравствуйте! – Она оглянулась по сторонам, словно не была уверена, что ее услышали. – Здравствуйте! Мы приветствуем вас на марафоне… – Она сделала паузу и с ужасом выдохнула: – «Дети – наше счастливое настоящее!»
– «Дети – наше счастливое настоящее!» – повторила ведущая в мини-юбке и зло посмотрела на толстую.
Толстая опустила глаза.
Варя взмахнула руками – все захлопали.
– Да, – сказал мужчина. – «Дети – это наше счастливое настоящее!» Мы собрались здесь, чтобы сделать это настоящее еще более счастливым. Я хочу представить вам своих очаровательных коллег…
Наташа смотрела на человека, сидящего на троне посреди студии, и мучительно вспоминала, где она видела его. Где-то точно видела она это тонкое, длинное лицо, причем совсем недавно, но – где?
Павел Иванович сидел, вжавшись в кресло, и думал: «Господи, умереть легче, ей-богу».
Усатый незнакомец снова помахал ему и улыбнулся.
Дети грянули по новой:
ПОКУШЕНИЕ
Павел Иванович с ужасом ждал того мгновения, когда ему предоставят слово.
И это случилось.
Он поднялся. У него дрожало все, что только может дрожать.
Варя взмахнула руками – раздались аплодисменты.
Он достал из кармана пиджака речь.
Варя снова взмахнула руками – и все захлопали.
– Дорогие друзья! – начал Павел Иванович.
И тут тот самый усатый человек, который улыбался ему, поднялся.
Варя начала показывать ему – сядьте, сядьте.
Но человек не садился. Он достал пистолет и навел оружие на Павла Ивановича.
Пестель заметил, что у человека – прямо как в знаменитой комедии – отклеился ус, а потом увидел дуло, которое смотрело ему прямо в глаза.
За мгновение до выстрела он упал, пытаясь закрыться своим троном.
Услышал выстрел. Дико обожгло правую руку, хлынула кровь.
