– Сергей Сергеевич, нас всех очень волнует вопрос: как все-таки продвигается дело в отношении теракта на телевидении?
– Кто вам сказал, что это был теракт? – строго спросил Коростылев.
От испуга журналист так резко опустил взгляд, что, казалось, его очки не удержатся на носу и упадут прямо в блокнот.
– Это не доказано. Дело Саморяда и дело о происшествии в телестудии будут объединены. И мы узнаем правду! – вскрикнул Коростылев. – Узнаем. Пока же могу сказать, что у нас есть неопровержимые доказательства того, что господин Саморяд хотел использовать марафон «Дети – наше счастливое настоящее» для собственного обогащения.
– Какой цинизм, – пискнул журналист.
– Да, – гордо изрек Коростылев и погрозил пальцем зрителям, – некоторые не понимают, что наступили новые времена, что отныне вообще никому не будет позволительно и никогда. Никому и никогда вообще!
Тут снова возник диктор и сказал, радостно улыбаясь:
– Переходим к новостям спорта.
Наташа рухнула на диван:
– Паша, но они же придут сюда! Они тебя начнут искать.
– Кто они?
– Ну как… Эти… Коростылев. Паша, ты же свидетель. Будет следствие…
– О чем ты? Какое следствие? Я предоставил следствию все бумаги против Саморяда. Как ты понимаешь, против меня там ничего нет. Там даже подпись стоит не моя, а моего мифического заместителя, человека, которого вообще не существует. И все знают, что его не существует, но все равно будут его искать. Меня, конечно, пару раз вызовут повесткой в качестве свидетеля. Я не обнаружусь. Ну, не станут же они ради меня тянуть столь важное с политической точки зрения следствие? Тем более что по большому счету я им не нужен – у них и так есть все улики. – Пестель запахнул поплотнее халат и закурил. – Думаешь, они раньше не догадывались, чем занимается Саморяд? Не просто догадывались – знали. Но молчали. А я их убедил, что больше молчать нельзя.
– Как убедил? – Наташа с трудом сдерживала восторг.
– Ты видела, как изменился администратор гостиницы при виде долларов? Такие администраторы существуют везде. Есть честные люди, а есть такие. И покуда они прекрасно себя чувствуют, человек с деньгами будет сильней любого закона. Это печально, но это факт. Я их и убедил с помощью денег…
– Взяток? – почему-то вскрикнула Наташа.
– Не только… Я им объяснил схему, при которой арест Саморяда будет им весьма выгоден. Они сказали: «Подумаем». А у меня не было времени на их раздумья, и я показал им документы, которые можно было обнародовать без их ведома, а можно – с их. Они решили, что их участие будет лучше и в материальном, и в политическом плане.
– Потрясающе! – воскликнула Наташа, но тут же ее взгляд потух. – А если тебя найдут и убьют саморядовцы?
– Зачем, солнышко? Саморяд забыл, что Окружение при первой возможности всегда предает своего хозяина. Всегда. По-другому не бывает. Когда Окружение поняло, что можно убрать Саморяда и получить фирму, оно мне еще и помогло.
– А если Саморяд… – начала Наташа.
Пестель не дал ей договорить:
– Конечно, Саморяд попробует все свалить на меня, но ему не позволят. Ему объяснят, как надо себя вести, чтобы все было хорошо. Саморяд – человек трусливый и быстро все поймет.
Пестель загасил сигарету и сел на диван рядом с Наташей.
– Но ты же не можешь исчезнуть из Москвы навсегда? – спросила Наташа.
– Почему? – усмехнулся Пестель. – Я могу уйти в тонкий мир. Как у вас там, в тонком мире, принимают заблудших овец?
Наташа рассмеялась:
– Я серьезно.
– И я серьезно. Тебе не кажется, что, после того как мы встретились, вся остальная жизнь стала не так уж и важна? Ты знаешь, когда человек молод, любовь подвигает его на всякие поступки, порождает вдохновение и прочие лирические ля-ля… Но когда становишься старше, она уже ни на что не подвигает и не вдохновляет, а только успокаивает. Хочется жить в любви и ничего больше не делать.
Наташа хотела возразить: но ведь наша любовь обречена? Сколько ей осталось, нашей любви, – два месяца, три? Но промолчала. Было так чудесно сидеть с любимым человеком в гостинице в маленьком городке. Зачем спугивать это чудо, если оно само все равно исчезнет?
Сидели, молчали. За окном дышала вечерняя тишина провинциального города.
– Карма у меня какая-то дурацкая, – наконец прервала молчание Наташа. – Наверное, отрабатываю за кого-нибудь, может, за родителей, может…
Слова Наташи почему-то ужасно обрадовали Пестеля.
– Отрабатывать карму за родителей! – Пестель поцеловал Наташу. – Какая ты умница!
Наташа смотрела с недоумением. Но Пестель, казалось, этого не замечал:
– Я знаю или, скорей, чувствую, что мне совершенно необходимо понять, почему и зачем именно я приходил в твой сон. Мне кажется, это многое объяснит в нашей жизни и, может быть, даже чему-то поможет.
Наташа снова вспомнила, что перед тем ужасным сном ей долго ничего не снилось, как нарочно. Словно освобождали пространство, чтобы потом сообщить нечто очень важное. Так крик особенно хорошо слышен в тишине. А на чистом листе заметна любая точка.
– Чтобы разобраться в наших снах, ты и приехал в Великую Тропу? – спросила Наташа.
– Да. На улице я случайно встретил мальчика, сироту, и у меня возникли кое-какие мысли, которые необходимо проверить.
Наташа помолчала немного, потом встала, поцеловала Павла Ивановича и пошла в душ.
Ей было так грустно, что хотелось выть.
ВЕЛИКАЯ ТРОПА. СЛИЯНИЕ
Жизнь у Пестеля и Наташи проистекала странно что ночью, что днем.
По ночам их тела нагло и безудержно тянулись друг к другу. Но разум сдерживал их.
Больше всего на свете Наташа боялась заразить Павла. Презервативам она никогда не доверяла, вот и занимались они, как грустно шутил Пестель, «инвалидным сексом». Печально, конечно, что никогда не будет у них того настоящего соединения, о котором говорил Семен Львович, но зато можно было засыпать и, главное, просыпаться рядом.
Утром они завтракали в гостиничном ресторане, потом Павел Иванович целовал Наташу и исчезал.
Появлялся он поздним вечером, а пару раз даже и вовсе не пришел ночевать. О том, где был, что делал, на какие вопросы искал ответы, не рассказывал категорически.
А Наташа целыми днями бродила по городу.
В больших городах люди выглядят пришельцами на фоне природы, да и сама природа – деревья, пруды кажутся случайно забредшими в мегаполис. А вот жители маленьких городов кажутся частью природы, они столь же величественны, безмятежны и неподвижны, как деревья, озеро или река.
Наташа даже хотела выкинуть свой мобильник, чтобы ничто не напоминало о московской жизни. Никого не хотелось слышать. Даже Риту. Пусть себе радуется жизни рядом с Цветковым.
Но Пестель запретил, вынул аккуратно sim-карту и сказал:
– Аппарат у тебя хороший, зачем выкидывать? А потом, ты такой человек, что сто раз можешь передумать. Пусть пока sim-карта у меня полежит.
Как важно, думала Наташа, поменять пейзаж перед глазами. Поменяешь пейзаж – кажется, что и жизнь изменилась. Человек не за новыми впечатлениями уезжает в путешествие, а за новым пейзажем.
Так и бродила по городу, занятая абстрактными, но приятными размышлениями. Ее скукоженная душа словно распрямлялась. Жизнь уже не вызывала у нее такого бешенства и злобы, как раньше. Наташа не разрешала себе ни на что надеяться, понимая, что надеяться не на что. Она свыклась с мыслью о
