Куль хлеба и его похождения

приделывается стена из брусьев, по другую сторону опять ряд свай, а между теми и другими накидываются камни или битый кирпич. Сверху настилаются доски, и плотина превращается в отличный мост. Пруды вырывают в ущельях, в долинах и ждут в них стоков дождевой, ключевой и прочей случайной воды. Плотины здесь делаются из земли, и лучше укрепляются те места, в которые сильнее бьет водяное течение: сюда поступает и хворост, и мелкий песок в смеси с глиной. Вода на мельничное колесо действует тяжестью и течением, а потому и колеса для действий одной тяжестью бывают наливные (над которыми с одного боку идет желоб, приводящий воду), среднебойные, где действуют вместе тяжесть и течение воды, и подливные с действием одного течения, и тогда колеса или свободно висят в воде, или ограничены желобами. Вода прямо падает на верхние лопатки и шевелит колесом с валом, на котором сидит зубчатое колесо. К нему прилаживается и весь остальной внутренний механизм мельницы, на который мы уже и указали. Ветряная мельница без ветру не мелет и стоит растопыря деревянные, кривые полунаклонные крылья. Ветер движет в ней ветряное колесо с двумя зубчатыми колесами, которые шевелят крепкий стоячий вал, идущий вдоль всего мельничного здания. Ветер на это колесо действует не только направлением, но и своей силой, напряженностью, скоростью. Устройство ветрянок проще и дешевле, к тому же они готовы служить везде, где мало воды. Вот почему ветрянками обставлены все селения, города и деревни в степных местах России, где любит родиться хлеб, в особенности пшеница. В лесных местах, в мокрых северных странах меньше ветряных мельниц, но, при обилии воды, больше водяных. В Малороссии нельзя вообразить себе ни одной деревушки без ветряных мельниц, как нельзя представить себе этой же деревушки без волов. Волы и ветрянки с растопыренными крыльями бросаются в глаза прежде всего и оставляют по себе неизгладимое воспоминание. Ветряные мельницы оживляют гладкую и скучную степь и, прорезавшись на алом отливе заходящего солнца, стоя на горке, с поломанными крышами, с обгрызенными крыльями, представляют такие живые картинки, которыми можно любоваться и которыми неспроста соблазняются наши художники. Степь без воды, ветряные мельницы — единственное спасение, и хотя за ними много бывает прогульных дней, тем не менее они сплошь стоят до Черного моря и непрерывно идут за австрийскую границу, в славянские земли до самых Карпат и нашего старого дедушки Дуная. Любя пшеничное есть и в большом числе и исключительно потребляя крупитчатый булочный хлеб, мы должны остановиться на некоторое время на крупчатках. Лучшую крупитчатую муку не только в России, но и в целом свете доставляет город Елец Орловской губернии. Три речки, впадающие вблизи его в Сосну, текут очень быстро и, следовательно, очень удобны для крупчаток. За ними, собственно, в тех местах и остается прозвание; мельницы же, обделывающие рожь, называются раструсками. Мельник на них годится всякий, на крупчатках должен быть очень опытный и называется мастером, помощники его — мукосеями. Хорошие мастера получают жалованья тысячи по две в год, на всем готовом хозяйском. От него требуется большое искусство выбрать и смешать разные сорта пшеницы и наковать жернов. Искусство мастера особенно выказывается при спариваньи, то есть подборе верхнего жернова к нижнему. Жернова привозят из Коломны (город Московской губернии) и из Глухова (город Черниговской губернии), и в них главная суть дела. Добрый камень обогатит, а плохой может разорить хозяина, — говорят там. Хорошим жерновом дорожат до того, что когда он со временем от употребления сделается тонким и легким — к нему сверху прикрепляют другой. Крупчатки обыкновенно строятся в три яруса: в верхнем чистят зерна, в среднем отбирают и отвевают отруби, превращая зерна на манную крупу, или манку; в нижнем ярусе крупа размалывается в муку. Крупчатка сразу отделывает 500 четвертей, и это называется переделом: пока передел не кончен, работы идут день и ночь без перерыва, не бывает отдыха не только по будням, но и в праздничные дни. Хлеб к Ельцу и Ливнам (городам Орловской губернии), к Ефремову (Тульской) и Лебедяни (Тамбовской) доставляется из ближайших соседних губерний, из степи, как говорят там, чумаками на волах. Доставка эта сухопутная и называется гужевой в отличие от доставки водою. И чумацкие волы, и великорусские лошади натаскивают на елецкие крупчатки до 180 тысяч четвертей пшеницы озимой и до 200 тысяч четвертей яровой. Видел я, направляясь в черноземную полосу России, эти неоглядные поля с черноземом, которым, кажется, и конца не было. Угольною чернетью отливали полосы. Не нуждается здешний народ в мучительных работах с новинами; не обливается его сердце кровью при виде сиротливого и тщедушного ячменя. Загородями защищает свои поля лесной мужичок и бережет их от потравы скотиной. Здесь и загородей не хватит на все поля, неоглядно обширные, на которых встреча с леском, перелеском и искусственным садом — большая диковинка. Стоит на припеке и на ветру лесная деревенька; завалена соломой деревушка степная и так обставлена со всех сторон скирдами и одоньями, что за великий труд можно рассмотреть посреди хлебных богатств и избытков самые жилища, степные избы. — Сеем мы, батюшко, — говорит архангельский крестьянин, — одну треть ржи да две трети ячменя на одно поле. И держимся мы обычая такого: раньше посеешь — раньше пожнешь. Сеют больше те, которые далеко ушли от моря, а приморским нельзя, нельзя им идти против Божьего произволения. Не успеет наш ячмень или рожь в наливе дойти — и пойдет тебе из каждой мшины словно пар: и все и прохватит этой сыростью и дозреть зерну не даст. Дозревает уже зерно на ветру. — Такой хлеб купил, такой хлеб! Зерно — бриллианты, — хвастается в одном из степных трактиров купец другому, выпивая чай чашку за чашкой. — Ни соринки в зерне, ни задоринки: весь на отбор. Иных и разговоров, кроме как о хлебе, не слышу; кроме длинных хлебных кладей скирдами, ничего не вижу. Вижу длинные селения, богатые каменные города, и нет одного, который бы не обставился со всех сторон мельницами. Лежащие на реках — водяными, стоящие на горах и в долинах — ветряными: Стоят птицы-юстрицы, на ветер глядят, крыльями машут, сами ни с места (как выражается народная загадка). В селе Скородном (Орловской губернии), которое по хлебному делу оттого и называется так, что выстроилось на скореженном (взбороненном) месте, в Скородном я насчитал двенадцать мельниц; в городе Козлове (Тамбовской губернии) — тридцать пять; в Ельце и Ливнах десятки крупчаток; в Моршанске (Тамбовской губернии), сверх знаменитой мельницы на двадцать три постава, по горам, окружающим город с трех сторон, ветряные мельницы стоят почти сплошной стеной: сосчитать трудно. Во Мценске целая площадь амбаров для хлебных складов. По дороге нет иных обозов, кроме хлебных. В возах по две, по три лошади — тяжелы возы. — Что везете? — Хлеб из Ельца. — Зерном или в размоле? — Мукой везем, тамошнего размолу. — Почем нынче хлеб-то? — А не знаем, не спрашивали: зима скажет, — Хорошее ноне лето послал Господь, сухое, умное: вовремя дождем подпрыскивало, вовремя солнышком присушало!.. Везут пеньку, шерсть, яблоки, бергамоты и груши. Пошла земля, которую не удобряют, пошел народ, который ест только пшеничный хлеб, приближаются благодатные места хлебородной Малороссии. Остановимся: мельниц так много на дороге, что проехать мимо не приводится. Может быть, детская игра довела человеческий ум до водяной мельницы, но довела еще в очень древние времена. Потом уже, когда умы человеческие еще больше просветились, придумана была конная мельница, сменившая человеческую силу на лошадиную; потом ветряная мельница. Теперь мы уже имеем паровые, которые могут молоть во всякое время, не поджидая ветра в поле, не надеясь на слепую лошадь, не боясь прибыли и убыли воды в реках. Для нас, впрочем, все равно, какая бы мельница ни смолола наш хлеб: нам надобна мука. Понадобится мука самая лучшая — крупчатка, понадобится крупа — свезем на такую мельницу, которая называется круподерней и толчеей, пустим в ход машинку, называемую крупорушкой. Сила, движущая крупянки, одна и та же, и лишь другое у этих машин назначение, применяясь ко вкусам людских желудков и желаниям хозяев и владельцев хлебного зерна в мешках и кулях. Свезли и мы свой куль, обмололи. Муку пересыплем в холщовый мешок: там ей будет и лучше, и почетнее. Но подождем, как велит мельник, и посмотрим, что он будет делать. Мука из-под жерновов вышла разгоряченной. Мельник спешит ее тотчас охладить. Для того на полотне небольшими количествами сносит он муку в холодное место. Здесь, по опыту и по науке, должно быть свободное движение воздуха. Мука рассыпается на деревянном полу и несколько раз деревянною лопатой переворачивается. Теперь, пожалуй, можно взять и увезти домой и потреблять ее в печенье. Кто хочет иметь из одного куля муку разных сортов, тот должен еще немного подождать. На мельницах, когда мука совсем охладится, ее подвергают новым мытарствам: через воронку она поступает на грохот или крупное проволочное решето больших размеров, с прибавкой к нему сит или мелких и частых решет. Грохот при помощи находящихся в нем щеток сортирует муку и, например, из пшеницы делает первый сорт, самый лучший, называемый мукой конфетной. Если отделить ее немного, она бывает самая нежная для самых лакомых печений. Дальше пойдут сорта все грубее и хуже: сначала второй сорт, белая мука — крупчатка; затем третий, так называемая грубая мука и, наконец, крупные и мелкие отруби для корму скота. Впрочем, если отбить крупные отруби, можно получить еще один сорт муки, так называемой хлебной, из которой можно испечь очень вкусный хлеб. Вот почему и в торговле, в лавках, пшеничную муку имеют разных сортов: крупчатка, первач, подрукавная, межеумок, второй первач,