ноги, двинулся дальше – и рывком вернулся обратно.
– Ну наконец-то! – произнес знакомый голос снаружи. – Задолбалась я тут качаться, как паук на ниточке!
Вскочив, я бросился к трещине. Выглянул в нее и сказал:
– Пауки не качаются на ниточках.
Снаружи маячило смуглое лицо, оно то отодвигалось дальше, то почти приникало к дыре. Когда голова в кожаном шлеме снова отодвинулась, в пещеру проник луч карбидного фонаря. Он погас, раздался шорох, и снаружи задрожал яркий трескучий огонек.
– Так, Музыкант, времени тебе все объяснять ну ваще нет. А ну быстро назад, ща оно рванет!
Разглядев динамитную шашку в руках Эви, я бросился прочь. Застучали камешки, когда цыганка вонзила взрывчатку в трещину снаружи.
– Ты сдурела! – крикнул я, ныряя под лежанку.
– Наверх меня поднимайте! – прокричала она. – Обратно давайте!
Я забился под стену, вжался в нее, прикрыв голову руками, зажмурившись и разинув рот. Шашка рванула.
Даже сквозь ладони взрывная волна больно ударила по ушам. Жар опалил затылок и кисти, голову на миг будто сдавило тисками. По лежанке застучали камни.
В голове неразборчиво прозвучало:
Мигнула и погасла сетка из светящихся линий.
– Голос! – крикнул я.
Сетка больше не возникала, Голос молчал. Зато сквозь царящий в голове гул прорвался крик Эви:
– Музыкант! Сюда давай!
Выбравшись из-под койки, я тряхнул головой, чихнул. Яркий луч пробил пыльный сумрак, резанул по глазам.
– Убери фонарь! – Я заслонился рукой.
Луч ушел в сторону. Трещина в стене стала дырой, за ней на фоне черного неба висела на тросе Эвитта Галекс. К ремню ее была пристегнута карбидная лампа и кобура с револьвером.
– Как ты, доставщик?
Я подошел к дыре и оперся о стену. Гул в голове не стихал, перед глазами плыли круги.
Из-за двери камеры донесся топот ног и голоса.
– Альб, быстрее хватайся за меня!
Хвататься за тебя? Можешь дважды не повторять – сейчас схвачусь! Гул в голове утих, но чувствовал я себя все еще несколько ошарашенным. Вместо кругов перед глазами теперь вспархивали звездочки, левое веко дергалось, непроизвольно вздрагивали плечи. Сцепив зубы, я просунул руку в дыру, ставшую после взрыва раза так в три больше, и схватил Эви за горло. И хрипнул:
– Предательница!
– Прекращай!
Она двинула меня кулаком в живот. Дыхание перехватило. Согнувшись, я чуть не выпал наружу, Эви вцепилась в мои плечи, притянув к себе, зашипела в ухо:
– Я не могла про это оружие своим не рассказать! Ты что, не понимаешь? Небоходы меня спасли когда- то, человеком сделали!
– Так чего здесь появилась, человек? – просипел я, хватая ртом воздух.
– Чего-чего… совесть замучила! И вообще: интендант с городским управителем против Браги пошли, а командор наш… да он лучший человек на свете! Короче, держись и давай сваливать.
На Эви была напялена упряжь из ремней, пропущенных под мышками и через грудь, к поясу карабином пристегнут толстый жгут с кольцами. Вверх из-за головы цыганки уходил трос.
Схватив жгут, я развернулся спиной к ней, подпоясался, продев свободный конец в кольца, и затянул узел на животе.
В дверном замке скрежетнул ключ, лязгнул засов.
– Привязался?
– Давай!
Эви отцепила с пояса лампу, взмахнула ей пару раз, направив луч вверх.
Дверь в камеру распахнулась. Я выхватил револьвер из кобуры на ремне Эви и жахнул по завалившим в камеру людям в синих френчах. Но тут жгут больно впился в живот, я едва не выронил револьвер, и пуля пошла выше.
Мы заскользили вверх вдоль склона, беспомощно вращаясь. Я висел, касаясь затылком живота цыганки. Мимо проплыл деревянный люк, врезанный в камень, рядом были еще два – они напоминали ставни, которыми закрывают окна в домах.
– Кто нас поднимает? – задрав голову, спросил я.
– Там Карабан с Аютой.
– Что еще за Аюта?
– Его племянница. Мы вместе учились в летной академии.
Луч карбидной лампы скользил по склону. Я снова поднял голову, упершись в живот Эви теменем, уставился вверх. Закрывая звезды, высоко над нами темнел большой круг… Ну да, это же та штука, дисколет или как там его – короче говоря, летающая крепость. Значит, мы на восточном склоне Улья.
Но трос шел не к дисколету. Гораздо ниже его на склоне был уступ, над ним торчала короткая штанга, на конце которой мерцало пятно тусклого света. Оттуда доносился скрип лебедки, а еще на конце штанги маячили два силуэта.
– Где Разин? – спросила Эви. – Я думала, вы в одной камере.
– Ягор сказал, чтоб его отвели на балкон. Они так называют…
Внизу грохнул выстрел. Из дыры, оставшейся уже довольно далеко, высунулась голова. Направив револьвер вниз, я дважды вдавил спусковой крючок. Кажется, не попал, но голова убралась обратно.
Сверху долетел голос Карабана:
– Что у вас?
– Со мной доставщик! – прокричала Эви. – А Разин…
Рев моторов прервал ее. Две авиетки вынеслись из-за обрыва вверху, заложили крутой вираж и нырнули обратно.
Под фермами, на которых лежал дисколет, включились прожекторы. Толстые лучи протянулись в небо, заметались, скрещиваясь и расходясь. Донеслись щелчки далеких выстрелов.
– Карабан! – закричала Эви. – Что там происходит?!
Вместо Карабана ответил тонкий женский голос:
– Пилоты сцепились с людьми Ягора! Хотят освободить командора!
– Осторожно! – выкрикнул я.
Сбоку от уступа с лебедкой был еще один, длинный и узкий. На нем появились несколько человек в синей форме, с фонарями и ружьями в руках. Мелькнули вспышки выстрелов.
Уступ приближался, я уже отчетливо видел седоусого Карабана, который крутил ручку подъемного механизма, и маленькую девушку рядом с ним. Она выстрелила из пистолета. Я поднял револьвер, но последовать ее примеру не смог – патроны закончились.
Один из стоявших на выступе вскрикнул, схватился за второго, тот отбросил его руки, и раненый кувыркнулся с края. С придушенным воплем он пролетел мимо, попытавшись на ходу вцепиться в нас с Эви, и пропал в темноте под ногами.
Его место на выступе занял человек с толстой трубой на плече.
– Ракетомет! – заорал я.
Карабан перестал крутить лебедку, Аюта исчезла из вида – должно быть, спряталась за катушкой с тросом.
В склоне прямо передо мной вверх откинулась крышка люка, из которого высунулся ствол. Выпустив револьвер, я схватил ружье за цевье и рванул в сторону. Выстрел опалил щеку, у меня заложило правое ухо. Трос закачался, Эви завопила. Рванув ружье на себя, я согнул ноги и врезал каблуками по кучерявой
