умерщвление инициируемого, но и проглатывание его чудовищем, что придавало поэтическую трагичность происходящему. Для этой фазы испытаний как раз и характерны физические проверки посвящаемых: нанесение им болезненных ударов, ран, лишение пищи и всяческое унижение. Юноши в те времена знали, на что шли, и гордились своим умением преодолевать боль и трудности.
Из так называемых инициационных сказок можно узнать об оставлении мальчиками дома в семь лет (сказки о «семилетке» и др.). Герой одной из самых архаичных былин Волх Всеславьевич ушел из дому «десяти годов», собирал дружину (юношеский союз древней эпохи) «двенадцати годов» и обучал ее военным и охотничьим «премудростям» до «пятнадцати годов».
В русском фольклоре мы находим упоминания об остаточных формах ритуального похищения детей для прохождения обряда инициации. Соответственно, черт, леший, русалки, банник или гуси-лебеди, похищающие детей в сказках и былинах, являются мифологическими масками участников инициационного обряда. Причем реальный обряд представлял из себя особенную ролевую игру, часто с нешуточными испытаниями, в которой все участники разыгрывают установленные традицией роли.
Особо выделяются сказки с участием черта. На основе этимологических реконструкций слова «черт» можно построить модель ритуала посвящения у славян: посвящаемый символически уходит от прежней жизни, от семьи «за черту, к черту», в некоторое условное сообщество, где он временно превращается в «чужого» для прежнего общества, обучается необычному и возвращается в общину уже приобретшим особый статус посвященного.
Любая инициация «молодой – взрослый» строится по схеме «умри – воскресни». Иначе говоря, прежде чем перейти на новый качественный уровень, человек должен испытать частичное разрушение, подавление, агрессивное воздействие извне. Таковой в условиях инициации является символическая деградация человека до состояния зверя.
Экстремальное сообщество подростков, противопоставленное «обычному» миру, можно сравнить с волчьей стаей. У славян, как и у других индоевропейцев, подобные союзы часто и называли «волчьми», а самих участников – «волками». Этнографически зафиксированы случаи, когда инициируемые наряжались волками, носили одежду из шкур, при вступлении в союз обязаны были кусаться и выть. «Волчьи союзы» противопоставляют себя обыденному миру; как это и подобает хищникам, они похищают в деревнях продукты, хулиганят, дерутся и воюют с соперниками.
Обряды инициации при вступлении в воинские союзы включали нанесение себе ритуальных ран, а также единоборство с опасным зверем. Зверь должен был быть совсем не любым – и одной победой над ним смысл обряда не ограничивался. Победитель зачастую ел мясо и пил кровь убитого зверя, «приобретая» тем самым его магические качества…
Повествуя о воинских обычаях европейских скифов, называемых «цивилизованными» греками «волками и псами» и являющихся одними из предков современных славян, Геродот указывает: «Когда скиф убивает первого врага, он пьет его кровь. Головы всех убитых им в бою скифский воин приносит царю. Ведь только принесший голову врага получает свою долю добычи, а иначе нет» (Геродот, 1972). При комментировании этого отрывка Г.А. Стратановский указал со ссылкой на «Золотую ветвь» Д. Фрэзера, что кровь врага когда-то пили воины почти всех народов, «чтобы вместе с кровью всосать его силу».
Память об инициационных практиках встречается в волшебных сказках, причем испытания и приключения героев и героинь волшебных сказок почти всегда переводимы на язык посвящения. В одной из сказок молодая женщина совершила ошибку, вследствие которой ее возлюбленный «ушел» к товарищам. Героиня отправилась искать его – «пошла в поле, и зашла в пустой дом, и ухоронилась. И вот топотня, топотня, бегут сорок волков, и стали развертываться кругом столба по солнышку, и развернулись, и очутились все добрыми молодцами...»
В ритуалах посвящения будущего воина особое место занимают обряды, целью которых было придание телу воина неуязвимости как от оружия, так и от яда и болезней. Будущий воин проходил через процедуры закаливания тела снаружи и изнутри и по окончании обрядов подвергался испытаниям на неуязвимость с применением различного рода оружия.
Часто этапами мужского посвящения руководил жрец-кузнец. В русской сказке расчленением и оживлением героя также обычно занимается кузнец (вспомним хотя бы о кузнеце, выковавшем волку-воину новый голос). Широко известен сказочный сюжет, где инициационным обрядам подвергаются несчастные «козлята», которых у матери отнимает волк – тотемный предок, который потом возвращает их после испытаний.
Кузнечная магия – это уже более высшая ступень по сравнению с аграрной магией, поскольку именно кузнец впервые по-настоящему получает способность переработать и усовершенствовать то, что земля неспешно вынашивает в себе в течение тысяч лет. После посвящения с ритуальным умиранием и воскресением вся последующая жизнь воина как в мифе, так и в реальной жизни представляет собой цепочку подвигов-испытаний, в основе которых опять-таки лежат фрагменты или варианты инициационных испытаний.
Подготовка к инициации в ее древнейшем виде длилась в течение многих лет и представляла собой некий поток, в ходе следования по которому человек двигался от пассивного состояния ребенка к активному состоянию полноправного деятеля, будущего родителя и творца. За время своего многолетнего инициирующего обучения мужчина – будущий воин получал сакральные знания о таинствах мира и человеческого существования. Через мифы, переданные в ходе инициации, он узнавал священную историю племени, космогонические деяния богов и предков, которые было жизненно необходимо знать и которым надлежало неукоснительно следовать. Обучение военной магии и искусству занимало, естественно, центральное место в процессе подготовки воина.
Сведения об обрядах посвящения древнерусских дружинников содержит целый ряд былин.
Воинская дружина являла из себя большую семью со своими особыми обычаями, с практически родственными отношениями, сложившимися и укрепившимися в сражениях и ратных заботах, где все стоят друг за друга горой и где каждый готов защитить соратника-брата.
Новичок, желающий влиться в дружину, должен был иметь достойных поручителей из числа опытных воинов или уважаемых старейшин. Волхвы-целители удостоверяли его здоровье и верность заветам предков.
Истинное выделение юноши из общества, в котором он до тех пор воспитывался, происходило при проводах его ко двору князя или крупного боярина, где молодому человеку предстояло служить воином- дружинником. Из текстов песен мы видим, что молодых людей, которые шли в войско, провожали, как покойников на тот свет, и проводы новобранца носили в давние времена чисто погребальный характер, поскольку воин умирал прежде всего для своей семьи поскольку переходил в другую.
По прибытии в воинскую дружину молодые люди попадали в число младших отроков. Княжеская или воеводская дружина подразделялась на старшую и младшую. К старшей принадлежали бояре и дружинники, младшую составляли молодежь: отроки и гридни.
Прибыв к княжескому двору, юноша представлялся воеводе и его дружине в определенной обрядовой форме. Об этом можно судить по представлению былинных богатырей князю. Так, Илья Муромец «Крест-от клал ен по писаному, / Вел поклоны по-ученому. / На все три, на четыре на сторонки низко кланялся, / Самому князю Владымиру в особину, / Еще всим его князьям он подколенныим».
Затем, после принятия молодого воина в дружину, начиналась пора ученичества.
«Молодой воин, – указывает И.П. Крипякевич, – должен был познать всякие роды оружия, различные способы борьбы и рыцарских упражнений, должен был научиться бросать копье, стрелять из лука, владеть мечом и саблей, рубить топором, ездить верхом на коне, ходить на охоту, грести веслами, бороться врукопашную». В былинах имеются примеры обучения воинскому делу младших богатырей старшими: «Выучил Святогор Илью всем похваткам, / Поездкам богатырским».
В.Г. Балушок рассматривает свидетельства о существовании молодежных объединений в славянской среде в былинах: «Волх Всеславьевич ушел из дому “десяти годов”, собирал дружину (юношеский союз древней эпохи) “двенадцати годов” и обучал ее военным и охотничьим “премудростям” до “пятнадцати годов”».
У древних германцев к физическим испытаниям молодых воинов во время их инициаций принадлежали особые пляски между мечей и копий. «Голые молодые люди – это исключительно их потеха – между мечей и угрожающих копий занимаются пляскою». Подобные танцы между мечей и копий в прошлом входили в
