или в трубу глянет…
– Ну и что? Не станут же они останавливать армию из-за мотоцикла, – возразил я.
– Не станут, но отряд послать могут запросто. Всё, валим. Мутант, ты скумекал, куда дальше ехать?
Я кивнул, повернувшись в сторону, противоположную той, куда двигались гетманы, показал рукой на далекий горизонт:
– Вон туда. Прямо, там будет дорога старая, эстакада или автострада, не помню, как Орест их называл.
– Такая, на сваях… Ну, полого так изгибается, а наверху сломана?
– Да.
– Знаю то место, – кивнул Влас. – Это за Кладбищем, где скалы как могилы. Там еще рядом шакалы шныряют.
– Правильно. Нам надо проехать по южному краю Кладбища, миновать эстакаду. К вечеру мы там будем, а дальше я снова направление скажу. Всё, едем.
– А ты не обманываешь, мутант? – подозрительно спросил он. – Гляди, если крутишь что-то… И тебе и старику конец. Тебя я самолично резать буду – медленно, на кусочки.
Я молча уселся в коляске, и Влас приказал омеговцу:
– Едем.
Глава 14
Давно перевалило за полдень, когда одинокая туча нагнала караван, и на землю вокруг упали первые капли.
Меня завели в кузов вездехода, но в этот раз не приковали к цепи – когда омеговец попытался это сделать, я так вмазал ему наручниками по железному шлему, что тот загудел, будто колокол, и солдат свалился на пол. Стоящий у ворот Влас с рычанием занес карабин и бросился ко мне, чтобы навернуть прикладом, но тут снаружи донеслось:
– Это ядовитая туча! Глядите, желтая!
И тут же раздался требовательный крик Миры:
– Влас!
Забыв обо мне, здоровяк подхватил омеговца и поспешил наружу. Створки ворот сдвинулись, лязгнул засов. Я шагнул к окну.
Караван поехал быстрее. Тяжелому вездеходу кочки и прочие мелкие препятствия были нипочем, он просто давил их гусеницами, оставляя позади широкую колею, но мотоциклы с сендерами раскачивались и подпрыгивали, дребезжа броней. Когда машины выкатили на пустырь, далеко впереди открылись руины древней эстакады, с которой я и Чак наблюдали за армией гетманов.
Приникнув к решетке, я глянул вверх. Клубящийся край большой тяжелой тучи необычного лилово- желтого цвета накрыл нас.
Качнувшись, вездеход встал. Раздался трубный рев Власа:
– До эстакады не успеваем! Прячьтесь! Все по кабинам!
Другие машины стали останавливаться. Рыкнув двигателем, круто повернул и стал мотоцикл, водитель полез из седла, пулеметчик остался в коляске. Когда смолк двигатель вездехода, ушей достиг тихий шелест. Выглядывая, я слишком близко придвинулся к решетке, и брызги одной из капель, ударившейся о прут, попали на подбородок.
Я отпрянул. Кожу словно кипятком обожгло. Машинально вскинув руку, чтобы стереть брызги, я лишь в последний момент сдержался и поспешил к кувшину с водой, стоящему на другом конце отсека. Кожу все еще пекло – не то чтобы очень сильно, но ощутимо. Откинув крышку на пружинке, я плеснул воды на ладонь и помыл подбородок.
Жжение прошло. Переведя дух, я вытер лицо рукавом, поставил кувшин и вернулся к окну, из-за которого доносились крики и ругань. Желто-лиловая туча наползала на нас, стрелки с мотоциклистами перебежали в сендеры, дверцы захлопнулись.
Внезапно дождь усилился – тугие струи ударили в землю и в машины. Стало темнее и холоднее. Запахнув рубаху, я на коленях отодвинулся подальше от окна. Земля превратилась в коричневое месиво, куцая трава уже исчезла, растворившись в кислотном растворе, который падал с неба. Хорошо, что желтые тучи, возникающие где-то далеко на юге, в таинственных землях за Донной пустыней, редко проплывают над горой Крым.
Ржавчина, смытая с кузовов машин вместе с грязью, растекалась рыжими полосами, металл становился ярким, блестящим, как хорошо начищенное серебро. Сендеры и мотоциклы окружала дымка разлетающихся брызг, вокруг колес пузырилась земля. Интересно, долго протянут шины? Пока что грубая крепкая резина не растворялась, но если дождь закончится не скоро… Сколько запасок в караване? На всех точно не хватит.
Из мотоциклетной коляски выпрыгнул омеговец в шлеме. Решил, наверное, что укроется от кислоты там, а она просочилась сквозь щели в жалюзи.
Солдат рванулся к ближайшей машине, зачем-то прикрывая голову руками в черных перчатках – должно быть, от страха плохо понимал, что делает. Железному шлему кислота нипочем, а вот черная кожа перчаток начала воском стекать по запястьям. Всем телом налетев на машину, солдат схватился за дверцу, рванул, но не смог открыть. Заколотил по ней кулаками – темные сгустки расплавившейся кожи полетели во все стороны вместе с брызгами. В сендер набилось слишком много людей, его не пускали. Наверное, омеговец смог бы протиснуться, но сидящие внутри не хотели, чтобы он терся о них своей пропитавшейся кислотой одеждой.
У него был один выход – запрыгнуть в багажник и попытаться пролезть в кузов, ведь они были соединены, но вместо этого солдат бросился к другой машине. Вскрикнув, зачем-то стащил с себя шлем. Я увидел совсем молодое лицо с тонкими усиками и большими испуганными глазами.
Проникнуть во вторую машину ему тоже не удалось. Сквозь шелест и клокотание донесся голос Миры – скорее всего, она кричала из кабины, приоткрыв дверцу. Солдат, с головы которого уже сползали клочьями волосы, метнулся туда, и вдруг наперерез ему из пелены дождя выскочил обезумевший от боли песчаный шакал. Кожа со спины слезала пластами, обнажая розовые мышцы. На бегу омеговец выхватил из кобуры маузер, выстрелил ему в морду. Шакал с воем прыгнул, человек и зверь упали в лужу возле кабины. Солдат закричал, пес вцепился ему в бок. Приподнявшись, омеговец на коленях пополз к вездеходу, зажмурившись и слепо шаря перед собой. Влага текла по лицу, оставляя красные дорожки, кожаная куртка растворялась на плечах и груди. Шакал висел, вцепившись зубами в плоть, полосуя когтями ребра, задние лапы волочились по кислоте, дергались, взбивая пену и пузыри.
Сквозь клокотание грохнул выстрел. Солдат качнулся назад, широко раскинув руки, попытался выпрямиться и рухнул лицом в лужу. Шакал вскочил на его спину, но прозвучал второй выстрел, и зверь тоже свалился в кислоту, выгнулся и затих. Омеговец лежал неподвижно, мне показалось, что над спиной его поднимается легкий дымок, хотя скорее всего это была игра воображения.
Донесся приглушенный голос Власа, ему ответила Мира. Хлопнула дверь кабины, и все стихло.
И тут же, словно дождавшись окончания этой сцены, дождь почти прошел. Крупные капли, колотившие по машинам и земле, сменились легкой моросью, стук, шипение и клокотание – тихим шелестом.
– Алви? – прозвучало рядом.
Вскочив, я бросился к перегораживающей кузов решетке.
Орест сидел под стеной, закутавшись в покрывало, и дрожащей рукой пытался подтянуть к себе оставленную сержантом фляжку с вином.
– Долго я был без сознания? – прошептал он.
– Почти сутки, – сказал я.
– Где мы? Вездеход?
Я кивнул, присев под решеткой, взялся за прутья.
– Едем к склону Крыма. Они сказали, что убьют нас обоих, если я не назову место, где лежит машина.
– Но ты…
– Но я ответил, что они убьют нас после того, как я назову его.
Старик слабо кивнул.
