Заглянув в мотор, я понял, что дело плохо. Топливный насос накрылся и, похоже, шестерни в распредвалах полетели.
Чак предложил закатить машину в сарай — так и сделали.
Во влажной мгле далеко впереди горели размытые тусклые огни, мерцали, расцвечивая струи дождя радужными кругами. Как я понял из рассказа карлика, люди в Балашихе обитали только в бывшей промзоне, на территории двух давно заброшенных заводов, сталелитейного и ещё какого-то, соединённых теперь висячими коридорами на штангах.
Перед тем как уйти на разведку, Чак сказал:
— Раньше тут опасней было из-за мутантов. Они по большей части в старых канализациях и подземных цехах жили. А потом Орден с топливными королями их потравили да сожгли. Залили в канализации химикалии всякие из цистерн, которые на складах нашли, после бензинчику ещё сверху, да и подожгли. Я сам не видел, но говорят — знатно горело, прям факелы такие огневые били, зелёные да синие от химикалий этих, а смрад такой стоял, что и людишек много потравилось до смерти…
С тех пор развалины жилых домов вокруг промышленного района стали менее опасными, однако люди, привыкшие обитать в старых цехах, мастерских и складах, не спешили переселяться, и в последнее время мутанты появились вновь.
Как и мутафаги.
Мутантами — это я понял из рассказа Чака — здесь называли тех существ, которые внешне напоминали людей, как мёртвая тварь с железнодорожного моста. А мутафагами — всякое зверьё вроде панцирных волков (одного из них я встретил в лаборатории, а после видел стаю на вершине холма), горбатых гиен, ползунов и прочих.
С час назад Чак ушёл в сторону огней, горящих на заводских этажах. Кому, как не бывшему вору, привыкшему незаметно пробираться во всякие места, проводить разведку? Меня не оставляло подозрение, что больше мы карлика не увидим, но Чак заверил: он непременно желает узнать всё, что мне известно про солнечные батареи, так как абсолютно уверен, что на этой идее можно разбогатеть. Кроме того, Юна Гало пообещала заплатить ему, если карлик поможет нам добраться до Москвы.
Правда, топливные кланы могли пообещать карлику ещё больше, если тот выведет их на нас.
Так или иначе, выбора сейчас не было — мы не могли соваться в обитаемую часть Балашихи, не зная, ждут нас там или нет, но не могли и обойти её, так как Юна желала обязательно встретиться с Лукой Стидичем, жрецом из Храма, посланным Владыкой Гестом навстречу ей.
К тому же сендер сломался. Я ещё раз заглянул под капот, когда двигатель остыл, убедился, что починить его можно только в мастерской, захлопнул крышку и сказал:
— Нельзя просто так сидеть и ждать.
— А что ещё делать? — спросила Юна.
— Надо осмотреться, а потом как-то наблюдать за окрестностями.
Под стеной сарая валялась приставная лестница, по ней мы забрались на чердак. Я обошёл его, поглядывая в щели, и лёг на гнилые доски возле пролома.
Когда мы доели всё, что оставалось в котомке, Юна села у стены со стороны полей и Разлома, приникнув к щели, спросила:
— Разин — это первое имя или второе? Скорее второе. А как тебя звать?
— Егор, — сказал я.
Она помолчала.
— Странный ты человек, Егор. Иногда я тебя не понимаю… Ты будто не из этих мест.
— Ну да, — согласился я. — С юга.
— Нет-нет, я имею в виду… Будто вообще не из этих мест, а откуда-то совсем… издалека.
Я молчал. Юна, повернувшись ко мне, продолжала:
— Ведь я переговорщик. Меня учили понимать людей, следить за всеми их жестами, взглядами, как они держат голову, куда смотрят, когда отвечают тебе, каким голосом говорят. Всё это важно, по этому можно понять, о чём на самом деле думает человек. Но с тобой я иногда ничего не понимаю… Нет, не иногда, а почти всегда. Не понимаю, о чём ты думаешь, чего хочешь. Откуда у тебя эта способность ходить по некрозу? Я только тогда, в посёлке, по-настоящему поняла… ведь это невероятно! Карлик прав: тебя попытаются захватить все местные кланы, настоящая охота начнётся… Как ты попал в то пятно, расскажи.
— Не знаю, — ответил я.
— Что? — удивилась она. — Почему не знаешь? Ты…
— Я не помню ничего, что происходило раньше, — сказал я. — Вернее, помню, что очнулся в каком-то месте под землёй. Внутри того холма, накрытого пятном. Там был зал с железной площадкой. Ржавой. Стены, в потолке трещина. Я вылез через неё. Была ночь, я заснул на крыше какого-то барака, а когда утром вышел из пятна, увидел твой фургон и монахов на мотоциклах. Вот и всё.
Юна изумлённо глядела на меня:
— Это на самом деле так? Ты не помнишь ничего, что было раньше?
На секунду мне захотелось рассказать ей правду про то, что было на самом деле, — про свою жизнь до встречи с доктором Губертом, про войны, в которых я участвовал, про мой самолёт, Казахстан, Киев, разговор с Губертом и генералом, эксперимент… Нет, бессмысленно. Слишком длинная история, слишком трудно Юне Гало будет понять и поверить в неё. И даже если она поверит — что это даст?
Поэтому я сказал:
— Почти ничего. Хотя я сразу вспомнил своё имя.
— А ещё ты умеешь читать. И писать?
— И писать.
— Редкое умение в наше время. И драться, хотя это как раз умеют многие. Но ты дерёшься необычно. Ты водишь машину. И знаешь про солнечные батареи… Теперь мне кажется, что… ведь ты соврал Чаку, про них ты тоже помнишь, а не вычитал в какой-то старой книге?
— Помню.
— И можешь ходить по некрозу.
— Да.
— Так кем же ты был, Егор Разин?
— Не знаю, — сказал я и сквозь пролом посмотрел на мерцающие в дожде огни Балашихи.
Юна, оттянув ворот, провела пальцами по основанию шеи над плечом.
— А почему ты спрашивал про мою татуировку? Её ты тоже помнишь из прошлой жизни?
— Я помню такой рисунок: человек в шестерне. Может, это как-то связано с тем, кем я был раньше. Нет, не может — я уверен, что связано.
— Тогда тебе надо обязательно поговорить с моим отцом. Я устрою вашу встречу. Если… если только он… — Девушка замолчала.
— Что? — спросил я.
— Нет, ничего.
— Не говори никому того, что сейчас услышала от меня. И этому карлику тоже не говори. Я не доверяю ему. Не хочу, чтобы он знал…
Сквозь шум дождя донёсся рокот мотора.
— Свет, — сказала Юна. — Это фара.
Перебравшись на её сторону, я выглянул в щель. В темноте двигалось размытое белое пятно. Шум двигателя усилился, и оно стало ярче, но потом исчезло, когда машина повернула в сторону от сарая. По мокрой траве скользнули слабые отблески. Гул почти стих, потом зазвучал опять.
— Они нас ищут, — шепнул я.
— Но откуда они знают, что мы ещё не в Балашихе?
— Может, уже побывали там? Хотя тогда им бы дали подмогу и здесь крутились бы несколько тачек.
Внизу раздался шорох, и я повернул хауду в сторону приставной лестницы. По ней влез мокрый с ног до головы Чак, держа в руке длинную кожаную куртку. Швырнув её мне, карлик заговорил, поглаживая серьгу в ухе:
